Чертополох 3

В конце-концов, мои доводы оказали на послушницу нужное действие, и она, уразумев, что известное зло под надёжным запором всяко лучше неведомых бед, решила остаться под защитой стен Римлона. А вот другое опасное заблуждение послушницы я так и не смогла поколебать - Мирна вбила себе в голову, что обитательниц Мэлдина привлекли к нашему убежищу ее собственные прегрешения. Оказалось, что девчушка до сих пор винит себя за то, что уступила притязаниям Ларинии, и считает себя "нечистой".

Решив позже поговорить со Смиллой об овладевших Мирной настроениях - бесконечное самобичевание не могло пойти девчушке на пользу - я отправилась к Мориду, чтобы рассказать ему о сегодняшнем происшествии. Но едва переступив порог его комнаты поняла, что он уже знает о появлении в Римлоне Матери Ольжаны.

Вопреки моим ожиданиям, сиделки в комнате не было, а "карающий" не дремал в своей постели, а стоял у окна. Босиком, в исподнем, одной рукой опираясь о спинку кресла. Услышав едва различимый скрип двери, Морид обернулся и сумрачно посмотрел на меня.

- Смилла уже рассказала о твоём очередном подвиге, Энейра. Скажи, ты что - считаешь себя бессмертной?

Взгляд "карающего" стал обвиняющим, а ещё через миг он треснул по спинке кресла кулаком и сказал:

- Я ещё на заставе должен был понять, с кем связался. Ты не жрица. Ты - беда в юбке! Постоянно лезешь в любую заварушку, как будто тебе в них мёдом намазано! Дура!

Последнее слово Морид прокричал прямо мне в лицо, после чего надсадно закашлялся, а я застыла на месте, точно меня к полу гвоздями приколотили. Слова "карающего" - обидные и несправедливые - жгли, как раскалённое железо, а глаза неожиданно защипало от подступивших слез.

Пытаясь совладать с собою, я, что было силы, сжала кулаки и ответила так ровно, как только могла:

- Не понимаю, что на тебя нашло, Морид, а потому лучше уйду. Мне нечего пояснять и не в чем оправдываться.

Но едва я повернулась к двери, как "карающий" шагнул вперед и, схватив меня за плечо, с неожиданной для больного силой развернул к себе.

- Постой... И прости... - Интонация Морида неуловимо изменилась, и я, подняв голову, замерла, встретившись с его лихорадочным, тёмным взглядом, - Испугался я - за тебя, за Смиллу. Как подумал, что вы там опять с этой дрянью столкнулись, а я здесь прохлаждался, колода бесполезная... Как представил...

Так и не закончив предложения, Морид вздохнул и отвернулся, а меня при воспоминании о случившемся неожиданно продрал чудовищный озноб. Слабо отдавая себе отчёт в том, что делаю, я, стуча зубами, прижалась к Мориду и уткнулась лицом в перетягивающие его грудь бинты. "Карающий" не оттолкнул меня - напротив, обнял за плечи, прошептал встревожено:

- Энри? - в один миг переиначив мое имя на амэнский лад, но я при всем желании не могла ему ответить. Сказались ли так напряжение и нескончаемая тревога последних дней или застарелый и тщательно подавляемый страх наконец-то вырвался на волю - не знаю, но ноги у меня стали ватными, голова закружилась, и я, дрожа всем телом, ухватилась за Морида так, как утопающий хватается за соломинку.

- Энри, ну что же ты, - вновь прошептал "карающий", а его ладонь уже скользнула по моему головному покрывалу, сдвинула его, обнажив гладко заплетенную косу. Я глухо всхлипнула, еще плотнее вжимаясь лицом ему в грудь, вдыхая резкий травяной запах мазей... Нет, умом я понимала, что перешла все допустимые границы и нормы: жрица, обнимающаяся в келии с мужчиной - неслыханное дело для обители Малики, - но и отпустить сейчас свою единственную опору в утратившем строй и лад мире я не могла.

Морид же, окончательно стянув с моей головы покрывало, гладил теперь открытые волосы и шептал что-то бессмысленное и успокоительное - он убаюкивал меня, точно ребенка, и его осторожная, бесхитростная ласка, его объятия постепенно, шаг за шагом, прогоняли охватившие меня дрожь и слабость.

Не знаю, сколько мы так стояли - десяток вздохов или четверть часа: запас ласковых слов у Морида оказался небольшим, но и замолчав, он так и не выпустил меня из рук. Потому, когда озноб сошел на нет, "карающий" ощутил это мгновенно:

- Полегчало?

Я, отстранившись, подняла голову, но Морид вновь притянул меня к себе и поцеловал в растрепавшиеся от его же ласк волосы. Этот поцелуй ожег меня и окончательно отрезвил - чувствуя, как кровь бросилась в лицо, я вновь попыталась освободиться из кольца рук "карающего".

- Я не должна была... - Не зная, как пояснить охватившую меня слабость, я закусила губу, а Морид, разомкнув объятия, спокойно заметил:

- Люди сделаны не из железа, Энри. А я больше никогда и ничем тебя не упрекну.

На последних словах он тяжело закашлялся, и, отвернувшись, поднёс обмотанную полотняными бинтами ладонь к губам.

- Тебе необходимо лечь, Морид, - глядя, как "карающий" согнулся в приступе мучительного кашля, я еще больше устыдилась своей слабости. Он, больной, стоял босиком на каменном полу, успокаивал и утешал, хотя сам нуждался в отдыхе и лекарстве!

Морид же, справившись с приступом, вновь взглянул на меня и отрицательно качнул головой.