Черта горизонта

Любимая! О, если бы опять
Шепнуть тебе, что сколько ни мудри я,
Но эти годы будут мне сиять
Чудеснейшим из всех имен: «Мария»,
Где каждой буквой, каждой из пяти
Протянуты в грядущее пути.

Я помню сказки золоченый локон.
В предутрии, похожая на дым,
Она входила в прорезь узких окон,
Стучала в стекла пальцем золотым.
Мешая смех и злость веселой тролльши,
И трели брызг, и ветра крутизну,
Она кружила городом и больше
Всего была похожа на весну.

Она прикидывалась зловеселой,
Злолицей дьяволицей в мгле зарниц,
Но золотые маленькие пчелы
Сбирали мед с густых ее ресниц.

И ворохи черемухи грустящей
Кидая в крутопенную лиловь,
Она вершила городом и чаще
Всего была похожа на любовь.

Я помню небывалый ледоход
Москва-реки… Слоистые отвалы
Покачивались… Счастьем этот год
Наполнен был. А нам казалось — мало!..

Нет, молодость! Твоей живой воды
Я все ж напьюсь!.. Я разыщу следы…

И ты войдешь, похожая на дым
И на любовь. И на родном наречье
Заговоришь… Под именем любым
Приму тебя. Рванусь к тебе навстречу
Сквозь сумерки. Сквозь смерч и водоверть.
Сквозь сумерки, растерянность и смерть.

А. Тарковский. Духовная сущность поэта

Марию Петровых я увидел впервые в 1925 году. Учредителем и главой первого в Москве Литературного института был В. Я. Брюсов. После кончины поэта институт его имени прекратил свое существование. Возникло новое учебное заведение — Литературные курсы с правами высших учебных заведений при Всероссийском союзе поэтов. Мария Петровых и я были приняты на первый курс и вошли в один из дружеских кружков юных поэтов. Наша дружба длилась вплоть до ее кончины в 1979 году. В этом кружке Мария Петровых по праву оказалась первой из первых.

Есть вокалисты, у которых врожденный хорошо поставленный голос. Такой врожденный поэтический голос был у Марии Петровых. Конечно, ее поэзия совершенствовалась от года к году, углублялась, открывала для себя более широкие горизонты, но в своем развитии не отступала далеко от заданного в ранней юности пути.

Она любила жизнь, хотя и вглядывалась в нее не сквозь розовые очки.

Ее стихи — свидетели живые боли ее души. Даже влюбленность для нее оборачивалась скорее источником горя, чем счастья:

В ту ночь подошло, чтоб ударить меня,
Суровое бронзоволикое счастье…

В другом стихотворении соседствуют такие строки:

Увечья не излечит мгновение покоя,
Но как тепло на солнце и как легко в тени…

Наедине со стихами ее душа, столь надежно защищенная и столь безнадежно беззащитная, вела сама с собой постоянно возобновляемый спор. В этом споре права была поэзия…

На миру, на юру
Неприютно мне и одиноко.
Мне б забиться в нору,
Затаиться далёко-далёко.
Чтоб никто, никогда,
Ни за что, никуда, ниоткуда.
Лишь корма и вода
И созвездий полночное чудо.
Только плеск за бортом —
Равнозвучное напоминанье
Все о том да о том,
Что забрезжило в юности ранней,
А потом за бортом
Потерялось в ненастном тумане…