Черта

Когда же был совершен поворот к столь жесткой, если не сказать дикой, политике? Статистика показывает, что резкое изменение произошло в начале 1840-х годов. Но идеологическую основу нового курса готовили с середины 1830-х, когда министр просвещения Уваров предложил для более полного отрицания лозунга Французской революции «Свобода. Равенство. Братство» триаду «Самодержавие. Православие. Народность». В то время царь после долгого перерыва стал вникать в статистические отчеты о числе крестившихся рекрутов. Из данных 1839 года он узнал, что православие приняла треть из них, однако более тщательная проверка в начале 1840-х годов показала, что цифры могут не соответствовать действительности, и речь снова идет едва ли не о нескольких процентах, как это было в конце 1820-х. Вот тогда и произошел крутой поворот: в 1843 году император приказал разработать инструкцию для полковых священников и требовал ежемесячных отчетов об успехах миссионерства в каждом регионе.

Административные меры быстро привели к желаемому результату, и вскоре речь уже шла о поголовном крещении взятых в армию подростков. Более того, отдельные офицеры, не дожидаясь прибытия своих партий кантонистов в места расквартирования, выдвигались им навстречу и старались организовать крещение обессилевших, не способных сопротивляться подростков уже в пути.

Нередко следствием таких действий чиновничества и военных становился фиктивный переход в православие. В книге Йоханана Петровского-Штерна «Евреи в русской армии: 1827–1914»[64] говорится о том, как в одном подразделении при проверке выяснилось, что кантонисты из крещеных, числом 41 человек, отказываются соблюдать православный ритуал, сопротивляются работам в субботу, называют себя евреями; в другом – 103 человека в казармах пользуются молитвенниками и другими предметами культа. Кантонисты на допросах признали, что согласились на крещение под давлением, при этом устроили генизу[65] для книг и предметов культа и ждали, когда их переведут в войска, чтобы откопать спрятанное и взять с собой.

Конечно, это довольно редкий случай. Как правило, после прибытия в расположение части у кантонистов отбирали и уничтожали все тфилины, сидуры и другие предметы культа[66].

Закончилась исполненная трагических подробностей история кантонистских формирований с воцарением императора Александра II, упразднившего ее в переломном для русской армии 1856 году, когда закончилась Крымская война, и необходимость коренной перестройки всего военного дела в России стала очевидной. Не достигшие возраста регулярной службы подростки отправились по домам, в черту оседлости. Касалось это, впрочем, только сохранивших иудейское вероисповедание; крестившихся же определяли в разного рода школы и училища, чтобы не допустить их возвращения домой, к прежней религиозной традиции.

В армии, таким образом, оставались лишь взрослые солдаты-рекруты. Надо признать, что положение их существенно отличалось от положения кантонистов. Даже в период правления Николая I в армии нередко можно было наблюдать достаточно веротерпимое отношение к солдатам-иноверцам. Исследования того периода содержат интересные материалы, касающиеся попыток взрослых солдат-евреев хотя бы отчасти соблюдать в армии религиозную традицию, и сведения о том, что попытки такие достаточно часто не пресекались. Например, в диссертации В. Амчиславского, посвященной истории службы евреев в столичном гарнизоне, содержатся сведения о солдатских молельнях, синагогах, о раввинах, о браках, заключавшихся солдатами по еврейскому обряду.

Сведения об одной из петербургских солдатских молелен попали в дневники сэра Мозеса Монтефиоре. Видный британский финансист XIX века, в возрасте сорока лет он оставил предпринимательство и посвятил остаток жизни общественной деятельности и филантропии, помогая единоверцам в странах Европы, Африки и Ближнего Востока. В 1846 году сэр Мозес посетил Санкт-Петербург в надежде способствовать улучшению положения русских евреев. Он был принят высокими столичными сановниками и удостоился аудиенции у Николая I. Помимо политических, религиозных и социально-экономических тем гостя интересовало положение проживавших в столице евреев и особенно тех из них, кто пребывал на военной службе. Несколько раз он бывал в солдатских синагогах и оставил описание этих визитов, в том числе посещения субботней службы, на которую, соблюдая религиозную традицию, отправился пешком, несмотря на далекое расстояние и плохую погоду.

«Синагога представляла собой большой зал, хорошо меблированный, с ковчегом, содержащим священные свитки Пятикнижия, кафедрой и столом для чтения, – писал сэр Мозес. – Молитва во славу правящего государя и царской семьи была написана на табличке, закрепленной на стене, как и в других местах богослужения еврейских общин. Молитвы читались одним из 300 солдат конгрегации, который исполнял обязанности регента хора для своих сослуживцев. Все они казались очень набожными и присоединялись все громче и громче к молитве».