Черта

В середине XIX века среди литваков начало распространяться учение рава Исраэля Липкина (Салантера) «мусар»[56], где акцент делался на морально-этическую составляющую иудаизма. Мусар должен был стать ответом хасидизму и Гаскале, важным подспорьем в борьбе за сохранение традиций, за души евреев. Сторонники этого течения понимали, что определенные изменения в образе жизни неизбежны, и призывали, помимо этических правил, тщательно соблюдать личную гигиену, допускали ношение современной одежды и менее схоластический подход к изучению Талмуда. Но тяжелое экономическое положение Черты вело к тому, что в местечках скапливались массы обнищавших, перебивавшихся случайными заработками либо живущих на подаяние, лишенных надежды людей. В значительной мере только религиозная традиция могла удерживать их в патриархальных рамках и призывать следовать заветам отцов, избегая стремления к переменам.

Когда маскилим призывали народ Черты снять длиннополые кафтаны, изучать светские науки, они приближали его к образу жизни неевреев. По их мнению, это должно было открыть евреям дорогу в цивилизованное общество, вывести из грязного и нищего гетто. «Будь человеком на улице и евреем дома» – таков был лозунг, выдвинутый одним из наиболее популярных вдохновителей Гаскалы поэтом Йегудой Лейбом (Львом Осиповичем) Гордоном. Быть человеком означало стать как все, но для традиционного еврея это было неприемлемо. Он полагал, что лучше терпеть угнетение, чем изменить традициям и приобрести нееврейский вид.

Частично эти условия стали меняться в эпоху великих реформ, начатых Александром II. Новые идеалы и веяния, господствовавшие в русских либеральных кругах, проникли даже в глухие закоулки патриархального еврейского мира и были с радостью восприняты искавшей применения своим возможностям еврейской молодежью. Идеи маскилим оказались востребованы, но их последователи разделились. Одни продолжали на иврите и на русском отстаивать национальную культуру, другие, увлеченные новым порывом, встали на путь русификации. Укрепились позиции тех, кто считал, что надо писать на «жаргоне» – языке народных масс, языке идиш, чтобы сделать литературное слово доступным для простого народа. Образовавшееся расслоение стало основой для последующего появления в еврейском обществе сторонников ассимиляции, национально-культурной автономии и воссоздания еврейского государства. Общим для всех было отрицательное отношение к «мертвой» букве религиозного учения и традиционному жизненному укладу. Это явление приобрело массовый характер: ученики оставляли еврейские школы и переходили в гимназии, стремясь потом попасть в университеты. Процентной нормы в тот период еще не было, а правительство поощряло стремление евреев к общим наукам. Как тесто на дрожжах, поднималась численность евреев в высших учебных заведениях России. Один из убежденных сторонников Гаскалы и ассимиляции, писатель Лев Леванда, с восторгом отмечал: «Все учатся, всё жаждет образования… Какое прилежание, какое соревнование!»

В самом российском обществе в то время тоже происходили изменения – образованной его частью под влиянием прогрессивных реформ стали овладевать новые настроения. Традиционный негативный образ «жида», «бессовестного и продажного», внезапно поблек в глазах некоторой части русской интеллигенции. В 60-е годы XIX века заступаться за евреев стали не только либералы, но и отдельные представители консервативного лагеря, дотоле в любви к евреям не замеченные. С другой стороны, когда богатые и образованные евреи начали заселять Москву и Петербург, возглавлять банки и компании, когда они стали заметны в газетах и судах, земских учреждениях и больницах, заняли выдающееся место в искусстве – это породило ответную реакцию в традиционном российском обществе. По мере того как евреи, выходившие из Черты, добивались успеха, возвращалась подозрительность, замешанная на страхе конкуренции и простом нежелании иметь вокруг себя все растущее число раскованных, приобретающих влияние вчерашних обитателей убогих местечек.

Складывалась противоречивая ситуация: интересы еврейских и русских традиционалистов, не желавших драматических изменений, объективно совпадали, хотя русские «державники» были убежденными противниками еврейского равноправия. Но противостоявшие традиционалистам евреи-ассимилянты, казалось, не обращали внимания на глубину возникавших проблем, они увлеклись открывшимися новыми возможностями. И все же призыв «Пойдем и будем как все народы» не сработал.

Отпечаток особого отношения окружающего мира к еврейству, вечное еврейское клеймо, не позволяло даже выкрестов считать полноценными православными: «жид крещеный – что вор прощеный». Объятий не получалось.