Чёрт не дремлет

— Танцует, — продолжал юноша, — между начальством и посетителями, между начальством и подчинёнными… Только бы не затруднить своего шефа какой-нибудь работой! Только бы не сказать посетителю, что в его просьбе отказано! Он предпочитает озираться по сторонам, мило улыбаться, танцевать, выкручиваться и неопределённо мямлит: как-нибудь, когда-нибудь, в будущем, при случае всё устроится… Проходит год. А время разрешает все вопросы, не правда ли? Простите, что вы всё строчите? — вдруг обратился юноша к товарищу Ганзо, который притупил уже четвёртый, острый, как пика, карандаш, дописывая седьмую страницу блокнота. — Блокнот — не протокол допроса и не обвинительное заключение. Он должен помогать нашей памяти, а не затыкать людям рот… Ну, а что касается товарища заведующего, — без всякого трепета произнёс, наконец, юноша, как будто критиковать заведующего сектором было самым обычным делом, — товарищ заведующий, конечно, знает, что ему ставится в вину многое… хотя бы эти странные посетители…

— Говорите откровенно, — воскликнул завсектором доктор Ногель, — резко и непримиримо!

Однако голос его уже не звенел ни бодростью, ни весельем, наоборот, он скрежетал, как резко затормозивший трамваи.

Молодой человек, по-видимому, сознавал всю серьёзность того, что собирался сказать, и потому начал с общих положений:

— Конечно, товарищи, третий сектор — один из самых важных, это общеизвестно…

В маленьком зале зашумели.

— То есть как третий сектор? — растерянно спросил доктор Ногель.

Это немного смутило юношу.

— Я говорю, что третий сектор…

— Третий сектор, третий сектор! — загремел секретарь Славик во всю мощь своего голоса. — Но здесь ведь не третий сектор, а второй!

— Второй?! — прошептал юноша после бесконечной паузы и стал белее фарфоровых пепельниц, стоявших на зелёном столе. Вскочив, он бросился к двери, распахнул её, в ужасе посмотрел на красивую никелированную табличку с цифрой 128 и, схватившись за голову, в совершенном смятении пробормотал: — Извините, пожалуйста… Это ужасное недоразумение… Мне сказали, что нужно критиковать третий сектор… Прошу извинить меня, товарищи, я искренне сожалею… Как это только могло…

— Что случилось? — прищурившись, спросил завсектором доктор Ногель.

— Мне сказали… номер двести двадцать восемь… я и подумал… зайду, в порядке обсуждения… так сказать, в качестве критики снизу…

— Номер двести двадцать восьмой выше, — безжалостно перебил его управделами Складаный.

— Знаю, знаю, — чуть не плакал молодой человек в роговых очках. — Мне сказали: порезче, порезче критикуй бюрократов из третьего сектора… Конструктивно, но остро. У меня были в отделе кадров кое-какие дела, вот я и подумал, что зайду… Извините, пожалуйста… Извините… — И несчастный юноша вышел в коридор, натыкаясь на всё, попадавшееся ему на пути и безуспешно пытаясь надеть берет.

В маленьком зале заседаний воцарилось долгое молчание.

Наконец доктор Ногель произнёс:

— Да, в третьем секторе, должно быть, хорошенький свинарник.

— Несомненно, — чуть заметно улыбнулся секретарь Славик, — если хоть половина всего, что он говору правда…

— Вы не находите, — спросила товарищ Антошикова, всё ещё красная после ужасного оскорбления, — что мы стали жертвой неслыханной наглости?

Растерянность длилась лишь долю секунды.

— Как, — с невинным удивлением обратился к Антошиковой управделами Складаный, — разве не ясно, что произошла ошибка? Ведь речь шла о третьем секторе, а не о нашем! Не так ли?

— Конечно, — подтвердил очевидный факт заведующий сектором доктор Ногель. — И всё-таки у этого молодого человека были самые лучшие намерения! Критика и самокритика — движущая сила общества. Он лишь выполнял свой долг, как честный гражданин.

— Пошёл ли он в третий сектор?.. — задумчиво и немного ехидно спросил бухгалтер Гайдош.

— Надеюсь, что пошёл, — уверенно ответил доктор Ногель. — Такие факты нельзя игнорировать.

Управделами Складаный тихонько хихикнул:

— Представляю себе Ондраша, когда этот юноша всё ему выложит… Типичный случай пренебрежительного и в сущности буржуазного отношения к посетителям!

— А Главина?! — смакуя положение, спросил секретарь Славик и высоко поднял густые брови. — Люди для него существуют, только чтобы издеваться над ними. Нелюдим, бирюк, старый холостяк, сухарь и грубиян. Давно пора убрать таких людей из органов народного управления. Учреждение не пугало, а друг и помощник.

— «Главина, Главина!» Он хоть умеет держать себя… Но этакая Демкова? — взяла слово товарищ Антошикова. — От неё о человеке доброго слова не услышишь. Уж будьте уверены, если она за кого-нибудь возьмётся, — на нём живого места не останется! Каждый документ оформляет по два дня, зато знает, что делается в спальнях всего города! А за мужчиной готова на коленях ползти на край света. Давно пора вывести таких на чистую воду…

— А их дефициты, — со вздохом позволил себе заметить товарищ Гайдош, — а ошибки в отчётах… Совсем недавно они искали пять геллеров целую неделю… Как будто можно считать живых людей на геллеры…