Мэри вначале отказывалась от еды, но в конце концов решила съесть немного творога и несколько слив с овсяной лепешкой. Она вяло жевала, чувствуя себя слишком разбитой, чтобы есть с аппетитом. Мэри взглянула туда, где сидели Аннунсиата и Эдуард, так жадно поглощающие еду, как будто они тяжело проработали весь день. Эти двое так похожи, подумала Мэри, – они всегда ухитряются выходить сухими из воды, причем не делая ни малейших усилий. Ральф сидел рядом, обхватив колени руками. Кожа на его руках потемнела от загара, а волосы совершенно выгорели, став серебристо-белыми, почти прозрачными, так что через них просвечивало темя. Профиль Ральфа был выразительным и твердым на фоне голубого неба; веки наполовину прикрывали сонные, золотисто-серые глаза. Мэри изучала лицо мужа, его длинный, прямой нос, полные губы, и внезапно вздрогнула от предчувствия. Ральф повернулся, уловив ее движение.
– Что случилось? Ты ничего не ешь, – мягко проговорил он и тут же тревожно оглядел жену, так как Мэри издала сдавленный крик – скорее крик недовольства, а не боли. Ее тело напряглось, глаза неподвижно смотрели в одну точку, словно Мэри прислушивалась к чему-то. – Мэри, что случилось? Тебе больно? Что-нибудь с ребенком? Мэри!
Она перевела на него перепуганный взгляд, а затем начала подниматься, но передумала. Губы Мэри зашевелились, как будто она не была уверена в том, что хочет сказать, и наконец у нее вырвались отчаянные слова:
– Воды вышли. О Боже, Ральф!
Мужчины, сидящие неподалеку, смущенно отвернулись, а Ральф обнял жену, как бы желая защитить ее, но спустя мгновение понял, что следует делать. Если отошли воды, значит, вскоре должен родиться ребенок. Мэри необходимо доставить домой. Но в доме не осталось женщин – все ушли на дальние поля. Кому-то надо позвать врача и повитуху – если роды начались преждевременно, Мэри понадобится помощь. Слава Богу, что по крайней мере Аннунсиата здесь – Ральф помнил, что она не теряет присутствия духа в самых трудных ситуациях.
Ральф вскочил и начал раздавать приказы:
– Сэм, беги к женщинам и прикажи им вернуться домой как можно скорее – у хозяйки начались роды. Бен, поезжай в Шоуз и отвези туда Лию. А ты, Варнава, беги в замок, оседлай моего жеребца и поезжай за повивальной бабкой – не теряй времени! Мэри, ты можешь встать? Мы должны положить тебя в повозку.
– Что случилось? Роды? – к ним подошел Эдуард, прервав свою беседу с Аннунсиатой при внезапном отъезде троих слуг.
– Мы должны отвезти ее домой, – сказал Ральф, помогая Мэри подняться. – Помоги мне положить ее в повозку. Аннунсиата, постелите туда мой камзол, устройте там все помягче. Возьми ее под руку, Эдуард. Как только мужчинам удалось поднять Мэри на повозку, Ральф воскликнул:
– Нед, ты повезешь ее. Быстрее, как только сможешь.
Аннунсиата с явной неохотой села рядом с Мэри – присутствие при родах вовсе не привлекало ее. Однако как только Эдуард устроился на козлах, Мэри закричала и вырвала руку из ладони Ральфа.
– Нет! Не надо мужчин! Уходи, Ральф, и скажи, чтобы Эдуард ушел!
– Что? Но кто повезет тебя? Мэри!
– Пусть он уйдет! – истерически закричала она. Мэри чувствовала, как движется ребенок, и ужасалась, что он может появиться в любую секунду. Она не могла допустить, чтобы роды видел кто-нибудь из мужчин. – Она отвезет меня, – Мэри махнула рукой в сторону Аннунсиаты, и вновь отчаянно закричала: – Скорее, уже начинается!
Ральф застыл, пораженный и встревоженный, но Эдуард понял, что случилось. Он спрыгнул с козел и передал вожжи Аннунсиате.
– Все в порядке, Ральф. Поезжайте, Нэнси, быстрее, как только сможете! Мы побежим за вами.
Аннунсиата беспомощно взглянула на Эдуарда, принимая вожжи, но он не понял ее взгляд. Эдуард ударил лошадь, заставляя ее тронуться с места, а поскольку Ральф застыл, как вкопанный, еще и подтолкнул сзади повозку. Аннунсиата крикнула и хлестнула лошадь вожжами, пуская ее быстрым галопом, направляясь прямо по убранному полю к воротам в ограде из жердей, окружающей поле. Мэри вцепилась в борта повозки, стараясь удержаться на месте и отчаянно пытаясь сдержать неумолимое движение ребенка. Эдуард и Ральф пустились бегом за повозкой, но отстали, когда лошадь прибавила скорость.