Потом она привыкла. Военный обоз не считал нужным скрываться. Доната по конскому топоту и шуму колес научилась рассчитывать расстояние, которое определила для себя как золотую середину. И лес надежно скрывал ее от посторонних глаз, и обоз не терялся. Так, полагаясь на слух, она преодолела первый день пути. Вечером, убедившись, что военные собираются устраиваться на ночлег, она, наскоро перекусив остатками глухарки, забралась на дерево. В кроне она обнаружила сплетенные ветви, послужившие ей, привычной к высоте, прекрасным ложем. Кроме того, отсюда отменно просматривался лагерь в ярких огнях зажженных костров. Но как она ни вглядывалась, Ладимира увидеть не смогла.
Доната спала тревожным сном, в который вплетались отголоски далекого разговора, осторожное ржание коней и звонкое бряцание оружия.
Следующий день не принес перемен. Подчиненная распорядку обоза, она поднималась утром задолго до того, как в лагере начиналось движение. Наскоро перекусывала – благо грибов было много, и воды вдоволь. Всегда находился поблизости пробивающийся сквозь чахлую траву родник. Наполнив флягу, Доната лишала себя забот о хлебе насущном. Следуя за обозом, она каждый день тешила себя мыслью, что уж сегодня ночью непременно подберется ближе и что-нибудь придумает.
Костры в лагере горели до полуночи, но тот, кто заботился о безопасности обоза, безусловно знал свое дело. Все попытки Донаты незаметно приблизиться потерпели неудачу. В предрассветное время, когда природа молчала, наслаждаясь покоем, когда затихал даже ветер, боясь потревожить листву, когда смолкали неугомонные птицы – эти проклятые караульные не спали! Ловя их тревожное дыхание, Доната вздыхала в ответ. И кусала губы. Но сделать ничего не могла.
На четвертый день преследования Доната сама превратилась в преследуемую. В первый раз услышав за спиной приглушенное тявканье, она не испугалась, только с досадой передернула плечами. За ней увязался шакал. Тварь шла по пятам, временами бесстыдно подбираясь ближе. Трижды порывалась она прикончить его, заманив в лес, подальше от дороги. И трижды рука, уже сжимавшая нож, останавливалась на полпути. Пока шакал один, бояться нечего. Тявкал себе и тявкал, побуждая к постоянной оглядке. Но стая из трех-четырех тварей – опасность, не всегда совместимая с жизнью. А убить одного, означало позвать его собратьев. Лесные твари чувствовали запах крови на значительном расстоянии, и мчались, как собаки по свистку. Сожрут убитого, а дальше по следу пойдут и до одинокого человека мигом доберутся. Пойди потом – от стаи отбейся.
Береглась-береглась, да не убереглась. Утром, дождавшись пока обоз тронется, хотела спуститься на землю, а не тут-то было. Вместо одного шакала, к которому успела притерпеться, ее терпеливо ожидали две пары горящих глаз. Вот так. Имея за спиной парочку шакалов, и с оглядкой далеко не уйдешь. Только зазевайся – и на шее челюсти сомкнутся. В то время как другой будет рвать жилы на ноге… И камень с косым крестом на могиле ей не светит.
Делать было нечего. Стая когда еще собьется, а там, глядишь и обоз до места доберется – не вечная же его дорога. Так и рассудила, осторожно спускаясь с ветвей на землю. Шакалы оскалили пасти, но нападать не спешили. Выжидали, задирали морды и вынюхивали воздух. Доната лишила их возможности разобраться. Спрыгнула на землю, сжимая в руке нож, и сразу пригнулась. Пусть осмелеют твари, раз добыча ниже ростом.
Доната не стала дожидаться, когда шакалы нападут. Она метнула нож в самого настырного, как только тот угрожающе пригнул морду, готовясь к прыжку. Хорошо рассчитанный удар принес свои плоды. И пока шакал крутился волчком, не смиряясь с тем, что торчащий из горла нож не оставляет ему шансов, на Донату, не издав ни звука, тут же прыгнул второй. Она встретила его во всеоружии. Ножа, правда, бросать не стала: побоялась промазать или попасть в лоб, уж больно стремительно он действовал.
Просто пригнулась еще ниже, уходя от оскаленной пасти и со всей злости, которую внушало ей каждое потерянное в схватке мгновение, всадила нож в шакалье горло. Так глубоко, что острие скрипнуло по кости. Шакал коротко всхрапнул и умер, еще не долетев до земли.
Она вынула нож и занялась раненым. Рана была смертельной, но у Донаты не было времени дожидаться, пока он издохнет. Шакал прижался мордой к земле, не сводя с нее горящих глаз. Она заставила его дважды крутануться, опережая ее движения, прежде чем вонзила нож с другой стороны от торчащей рукояти.