Черный воздух. Лучшие рассказы

Затем солдат вынул из-за ящика пустую стеклянную бутылку с отсеченным верхом, превращенную в нечто наподобие чаши, и до половины наполнил ее из фляжки тем самым кошмарным вином, что хранилось в трюмах «Ла Лавии». Доминиканец все читал и читал, и солдат, убрав фляжку, обошел собравшихся одного за другим. У каждого на руках имелись незаживающие кровоточащие порезы, и каждый, растравив ранку, протягивал к поданной бутылке ладонь, роняя в вино по нескольку капелек крови. Вскоре вино потемнело настолько, что Мануэлю, не в пример остальным, видевшему голубое зарево их душ, начало казаться бархатно-фиолетовым.

Покончив с этим, солдат поставил бутылку на ящик, возле тарелки с гостиями, а завершивший чтение брат Люсьен, бросив на него взгляд, произнес нараспев последнюю фразу:

– О светильники огненны! Озарите же глубину пещер разума, осияйте возлюбленных ваших, свет неземной и тепло им даруя, дабы стали мы с вами едины!

Взяв с ящика тарелку, он начал обходить собравшихся и каждому класть в рот гостию.

– Тело Христово приимите. Тело Христово приимите.

Мануэль с хрустом разгрыз и разжевал гостию, выточенную из сухаря. Теперь-то он, наконец, понял, что происходит. Все это – божественная литургия, поминальная служба по Лэру и по всем остальным, по всем до единого, ибо все они обречены на погибель. Там, за выгнутой наружу стеной, за отсыревшим бортом – пучина морская, жмет, давит на доски обшивки, стремится проникнуть внутрь. В конце концов все они, поглощенные морской стихией, отправятся на корм рыбам, после чего их кости украсят дно океана, куда Господь почти не заглядывает. При этой мысли у Мануэля горло перехватило, да так, что он едва сумел проглотить разжеванный сухарь.

– Кровь Христову, пролитую за вас, – начал было брат Люсьен, поднося к губам половинку бутылки, но Мануэль остановил его и вынул «чашу» из рук доминиканца.

Солдат шагнул к Мануэлю, но брат Люсьен отогнал его взмахом руки, преклонил перед Мануэлем колени и перекрестился, только не как положено, а наоборот, по-гречески, слева направо.

– Ты есть кровь Христова, – сказал Мануэль, поднося к губам брата Люсьена половинку бутылки и наклонив ее так, чтоб доминиканец смог сделать глоток.

То же самое он проделал для каждого из остальных, не исключая солдата.

– Вы есть кровь Христова.

В этой части литургии никто из них ни разу в жизни участия не принимал, и некоторые с трудом сумели проглотить вино. Обнеся «чашей» всех, Мануэль поднес ее к губам и допил все до дна.

– В книге брата Люсьена сказано: свет сущий благословит все обители твои непорочным сиянием, от венца пламенна нисходящим, и тогда все мы станем Христом. Да, так и есть. Выпили мы, и теперь мы – Христос. Глядите, – он указал на оставшуюся крысу, поднявшуюся на задние лапки, а передние сложившую перед собой, словно молится, не сводя с Мануэля круглых блестящих глазок, – даже звери все чувствуют!

Отломив кусочек гостии, он наклонился и протянул его крысе. Крыса, приняв угощение, отправила его в пасть и прикосновению Мануэля противиться тоже не стала. Стоило ему выпрямиться – кровь прилила, прихлынула к голове. Огненные венцы полыхали над теменем каждого, тянулись ввысь, лизали потолочные бимсы, озаряя канатный ящик неземным светом…

– Он здесь! – вскричал Мануэль. – Он коснулся нас светом, глядите!

С этим он прикоснулся ко лбу каждого по очереди, и собравшиеся вытаращили глаза, в изумлении дивясь виду пылающих душ, указывая пальцами на головы друг друга. Окутавшиеся непорочным белым сиянием, все они обнялись, обливаясь слезами, в бородах их засверкали улыбки невероятной ширины. Отражения свечного пламени заплясали по залитому водою полу тысячами огоньков. Вспугнутая, крыса с плеском шмыгнула в брешь под переборкой, а люди хохотали, хохотали, хохотали без умолку.

Мануэль обнял брата Люсьена. Глаза доминиканца сияли от счастья.

– Все хорошо, – дождавшись тишины, сказал Мануэль. – Господь приведет нас домой.

На верхние палубы поднялись, словно мальчишки, играющие в пещере, где им знаком каждый уголок.

Оркнейские острова Армада сумела пройти без Лэра, хотя часть кораблей при том едва-едва не погибла. Далее флот вышел в Северную Атлантику, где волны сделались шире, впадины между ними – глубже, а гребни порой превосходили высотою надстройки юта и бака «Ла Лавии».