Черный сорокопут. Дьявольский микроб

буквальном смысле этого слова. Она отчаянно прижималась ко мне, напоминая медвежонка коалу, впервые в жизни очутившегося на стволе эвкалипта. В другой ситуации это было бы весьма приятно. Но в данный момент — совершенно бесперспективно, поскольку никакие хэппи–энды в обозримом будущем нам не светили.

— Что случилось? — вопрошал я. — Что произошло?

— Заберите меня отсюда! — всхлипывала она. Развернувшись в моих объятиях, она глянула через плечо расширившимися от ужаса глазами. Пожалуйста! Прямо сейчас! — Глаза ее раскрылись еще шире, она порывисто втянула в себя воздух, что, как свидетельствует мой опыт, зачастую служит прелюдией к воплю. Поэтому я быстро поднял ее на руки, в темпе одолел десять футов до помоста, посадил на ящик, прислонив спиной к доскам.

— Что там такое? — настаивал я. — Побыстрее!

— Это ужасно! Ужасно! — Она не слышала меня, не понимала, дышала она неровно, судорожно хватая воздух, дрожь ее колотила неистовая. Я попытался распрямиться, и сразу же ее пальцы впились в меня. — Не уходите! Прошу!

— Я же на минутку, — проговорил я успокаивающе и показал на световой луч, прочерченный на полу каморки. — Мне нужен фонарик.

Я вырвался из ее рук, отчаянно за меня цеплявшихся, и буквально вломился в каморку. Не столько из храбрости, сколько под влиянием ее дефицита. Не располагая достаточными сведениями о фауне южной части Тихого океана, я вполне допускал возможность встречи с гнездами кобр или колониями каракуртов. Размышления на подобную тему угрожали затянуться надолго, а потому, чтобы упростить свою задачу, я решительно переступил порог.

Подобрав с пола фонарик, я одним движением прочертил световой круг, позволявший мгновенно оценить обстановку. Ничего. Еще один, куда более медленный и соответственно более тщательный осмотр. Опять–таки ничего, если не считать кучки грязной одежды да пары моих носков на кровати. Я прихватил носки и вышел, плотно прикрыв за собою дверь.

Дышала она теперь ровнее, но дрожала все также отчаянно. Превращение хладнокровной, самоуверенной, снисходительной юной леди, сопровождавшей меня на острова Фиджи, в эту перепуганную, беззащитную девчушку было поразительным. Печальное зрелище! Светлые ее волосы всклокочены. Джемпер и кофточка, правда, хорошо сочетаются друг с другом, а также с легкими голубыми брючками, но плохо сочетаются с носками: на одной ноге — два, на другой — ни одного.

Я осветил фонариком босую ногу, пригнулся и присмотрелся повнимательней. Возле мизинца видны были два маленьких глубоких прокола, из которых сочилась кровь.

— Крыса! — сказал я. — Вас укусила крыса.

— Да. — Девушку передернуло при воспоминании об испытанном ужасе, и глаза ее потемнели. — О, как это было страшно! Черная крыса, громадная, величиной с кошку. Я пыталась ее стряхнуть, а она — как повисла, так и висела…

— Ладно, все ведь уже позади, — проговорил я резко, потому что истерическая нотка вновь ощутилась в ее голосе. — Минутку!

— Куда ж вы? — испуганно спросила она.

— За пакетом первой помощи, что лежит в моем чемодане. — Я достал пакет, выдавил из ранок зараженную кровь, промокнул ее ваткой, смазал ранки йодом и заклеил пластырем, после чего натянул на ногу носок. — Все будет в порядке.

Я прикурил для нее сигарету. Отодрал планку от одного из ящиков, использовав ее в качестве рычага, отхватил планку от яшика и наконец с ее помощью вырвал из самого большого ящика, какой только сумел высмотреть, трехфутовую доску, один дюйм на три в сечении. На ее конце торчали три гвоздя, по три дюйма каждый, обращавшие деревяшку в оружие, способное противостоять когтям любой крысы. «Величиной с кошку». Эти слова Мэри Гопман я рассматривал как гиперболу. Длиной с кошку — еще куда ни шло, но величиной… И все равно черные корабельные крысы очень опасны, особенно когда их много. Я вернулся в камеру, огляделся в поисках неприятеля, никого не обнаружил, снял с койки подушки и одеяла, вышел, демонстративно вытряхнув на глазах у Мэри одеяла: пусть видит, что нет там в складках ни единой крысы. Потом туго обернул ее одеялами, щедро обложил подушками. Откопал у себя в чемоданах запасной жилет, заставил ее надеть еще и эту одежду, а уж затем, уподобляясь художнику, завершившему шедевр, сделал шаг назад. Надо же полюбоваться своей работой.

— Недурственно! — констатировал я. — У меня имеется искра Божия. Я думаю, зеркало и гребешок не помешают? Говорят, нет лучших средств улучшить дамское самочувствие.

— Ничего подобного, — неуверенно заулыбалась она. — Чего не видишь, то не волнует. Знаете, а вы оказывается не злой.

Я улыбнулся ей в ответ, как мне показалось, весьма загадочно, после чего подвесил при помощи своего галстука фонарик к самому ее изголовью на планку возле перегородки. А сам подыскал себе ллатформу на ящиках по другую сторону прохода.

— Как вы там будете спать? — запротестовала она. — Очень жестко… и… вы свалитесь отгуда. — Это было ново.) Мэри Гопман заботилась о моем комфорте.

— Я не собираюсь спать, — сообщил ей я. — Сон–это для вас. А мой удел — охота на крыс. Спокойно ночи.