Черный скоморох

Затянувшийся пир в замке Араке закончился песней князя-освободителя, который очаровал ею всех присутствующих дам. Вот ведь глупые курицы – сами готовы броситься на вертел. Пигал аплодировал вместе со всеми, а сам в это время раздумывал над одним весьма интересным планом, пришедшим в его голову совсем недавно. Он вдруг задумался над одной странностью в поведении князя. С чего это сиятельный, никогда не отличавшийся постоянством, так прилип к юбке прекрасной Лулу? И не является ли подобное постоянство верным признаком того, что ему нужно получить от прекраснейший из прекрасных нечто такое, чего нет у других претенденток на его любовь? Между прочим, своих предыдущих пассий князь бросал в тот же миг, как только получал из их рук вожделенные слезы Сагкха, чтобы продолжить путь к неясной цели, не обращая внимания на жалобы и вздохи брошенных красавиц. Очень, очень целеустремленный человек молодой. Почему он вдруг так проникся проблемами Игирии и Вефалии? Пигал нисколько не сомневался, что Чернопалому плевать как на гельфийские королевства, так и на прекрасную Лулу. Так в чем же истинная причина появления князя-освободителя на Игирии? Еще в замке барона Риго на планете Альбакерк он проговорился о каком-то ключе гельфов. Но если этот ключ сохранился, то кому, как не наследнице гельфийских королей, знать, где он лежит?

– Послушайте, Весулий,– обернулся Пигал к соседу по столу,– что вы знаете о ключе гельфов?

Пигалу показалось, что канцлер смутился, да, скорее всего, так оно и было, но прозвучавший ответ его разочаровал:

– Ничего.

Магистр готов был поклясться, что досточтимый солгал. Скорее всего, потому, что не доверял чужаку. Из замешательства Весулия можно было сделать только один вывод: ключ гельфов существует, и именно к этому ключу тянется унизанная черными перстнями рука монстра по имени князь Тимерийский. А канцлера Весулия Пигал не осуждал. Осторожность – необходимейшее качество государственного мужа. В конце концов, Пигал Сиринский не представил досточтимому канцлеру никаких доказательств своей лояльности, а его слова могли быть только уловкой, которой можно выманить у человека тайну. Нет, Весулий, это очевидно, так просто ничего Пигалу не расскажет. Значит, рассчитывать следует только на себя. Разве лучший дознаватель Светлого круга нуждается в чьей-то помощи, чтобы проникнуть в заинтересовавшую его тайну? Отнюдь. Разве своего светлого ума ему не достаточно? Отнюдь. Собственная голова Пигала ни разу не подводила, чего нельзя сказать о добром сердце. Поэтому прочь сомнение и смущение. Ведь достойнейший магистр не сплетник, коллекционирующий информацию о неблаговидных делишках своих знакомых. Нет, он собирается проникнуть в чужую спальню с целью спасти Вселенную от грозящей ей напасти. Конечно, Пигал, как человек редкостной порядочности, испытывал чувство неловкости. Был и страх в сердце, а кто бы не испугался на его месте, вползая на четвереньках в спальню монстра? Разумеется, найдутся моралисты, которые осудят достойнейшего магистра и дознавателя, но в жизни отдельного человека и всего человечества случаются моменты, когда мораль побоку. Поймав себя на столь крамольной мысли, Пигал пришел в такой ужас, что едва не сел тут же, посреди чужой спальни. Он ведь почти в точности повторил слова Андрея Тимерийского об отсутствии разницы между добром и злом. Конечно, подслушивание чужих разговоров – это вам не разрушение Вселенной, но ведь, стоит только начать совершать поступки без оглядки на мораль, остановиться потом будет трудно. Вероятно, магистр, потрясенный столь неожиданным открытием, повернул бы назад, но тут в коридоре послышался шум, и ему не оставалось ничего другого, как нырнуть под роскошное ложе.

Пигал вдруг почувствовал, что он здесь не один. То есть в спальне он действительно был не один, поскольку наверху довольно шумно устраивалась влюбленная парочка. Сюрпризом было то, что и под кроватью его поджидал некий субъект, проникший сюда с неизвестными и, надо полагать, недобрыми намерениями. Достойнейший Пигал, обладающий незаурядным нюхом природного сиринца, сначала почувствовал запах игирийских пряностей, а потом услышал и сдержанное дыхание, весьма отличное от того, как дышали наверху, но весьма сходное с его собственным, придушенным страхом. Быть застигнутым под чужой кроватью – это же скандал на всю Вселенную, который навсегда погубит безупречную репутацию Пигала Сиринского! Поэтому магистр даже и не пытался кричать либо каким-то иным способом проявлять недовольство по поводу нежелательного соседства.

Наверху дышали уж очень бурно, и Пигалу пришла в голову мысль, что ложе на Игирии могли бы делать и покрепче, раз уж пускают на них монстров. Сосед признаков жизни не подавал, хотя не было никаких сомнений в том, что он тоже обнаружил присутствие магистра, из чего Пигал сделал вывод, что пахнущий пряностями неизвестный тоже не был зван в королевскую опочивальню, а потому не заинтересован в лишнем шуме.