– Ни меча, ни скомороха я не использовал,– возразил Тимерийский.– Тебе же живая девушка нужна, магистр, а не головешка. Этот черный урод прожег в стене замка Крокет огромную дыру, а таких массивных стен, как там, мне встречать еще не доводилось.
Достойнейший Пигал мучительно размышлял, слушая вполуха молодого человека: классический четырехгранник, скорее всего, игирийский, нет, это не стекло и не хрусталь, это особая форма изолированного пространства, когда видит око, да зуб неймет. Конечно, игирийский четырехгранник вещь архисложная, но ведь и Пигал Сиринский не новичок, а магистр Белой магии. Если он не справится с этой непростой, но посильной задачей, то ему лучше уйти в цветоводы и выращивать розы до конца своих дней.
– Надо бы посоветоваться с кентавром Семерлингом.
– Конечно,– ехидно согласился Тимерийский.– Некоторые без чужих советов шагу ступить не могут.
– Человек молодой,– взвился едва ли не до потолка Пигал,– я занимаюсь Белой магией вот уже сорок лет, и для того, чтобы разомкнуть игирийский четырехгранник, мне не требуется помощь.
– Так в чем же дело? – пожал плечами князь.– Пока ты будешь советоваться с Семерлингом, в замке обнаружат проделанный мною проход и запрячут девчонку куда-нибудь подальше с наших глаз. Ищи-свищи ее потом по всей Вселенной.
В замок Крокет отправились параллельным миром, чтобы не мозолить глаза возбужденной бусонской публике. А параллельный мир, в котором они оказались, был свободен от людской суеты. Этакая идиллическая картина Либии, какой она была сотни тысяч лет тому назад: лесочки, лесочки, поляночки – благодать. Ни грязных притонов, ни роскошных дворцов, ни обитающих в этих притонах и дворцах негодяев. Вот только замок Крокет существовал и здесь. Огромной глыбой возвышался над зеленой равниной, равнодушный ко всему живому, что суетилось сейчас у его подножия. То есть к Пигалу Сиринскому и князю Тимерийскому. В основном мире замок Крокет выглядел по-иному, а здесь он был просто горой, суровой и неприступной. Впрочем, какой-то крот уже успел проделать изрядную дыру в неприступной на вид твердыне. Кротом был, конечно, князь Андрей со своей чудовищной игрушкой. Это было не просто отверстие в стене, это был целый тоннель, буквально выжженный в незнакомой Пигалу породе.
Тоннель закончился, когда достойнейший магистр уже начал терять терпение и неожиданно для себя уперся носом в самую обычную деревянную дверь, закрытую на огромный амбарный замок.
– Мы что, уже вернулись в основной мир?
– Как видишь.– Князь Тимерийский вплотную занялся запором.
Судя по всему, опыта сиятельный поднабрался, шастая по чужим спальням, потому что амбарный замок расщелкал, как лесной орех.
– Крокет был построен триста с лишним лет тому назад известным бусонским архитектором Джавшей Сиплым,– тоном заправского гида поведал князь магистру.
– А почему Сиплым? – удивился Пигал.
– Пил, говорят, много, потому и помер сразу же по завершении строительства этого замка. Так что несчастья Крокета не с барона Силиса начались, хотя замок возводился по его заказу. У барона было много доброжелателей в Мессонии, которые спали и видели, как бы его побыстрее отправить на тот свет, однако барон решил действовать самостоятельно.
– Ты отлично информирован, человек молодой,– удивился Пигал.
– Даром, что ли, провел столько ночей в спальне прекрасной Лилии Садерлендской?
– Но, позволь,– возмутился Пигал.– За домом следили мои люди, и они видели там тебя только однажды!
– Какой все-таки негодяй этот Летучий Зен,– вздохнул Тимерийский.– Здоровались мы с ним во дворце почти каждый вечер. Впредь тебе наука, достойнейший магистр, не связывайся с кем попало.
– О Зеиле он сообщил все-таки мне,– засопел от обиды дознаватель.
– Клялся, что не рискнул меня в тот момент потревожить, потому и обратился к тебе.
– Значит, синяк у него под глазом – это твоя работа, человек молодой?
– Моя,– подтвердил князь.– Не люблю прохиндеев.
Замок Крокет в своей подземной части был самым обычным сооружением, каких немало разбросано по Мессонской равнине. По мнению князя Тимерийского, замок и оставался таким долгое время, пока здесь не поселился кузнечик Зеил. Вторая, куда более внушительная, хотя и не всегда видимая неопытному глазу оболочка,– дело его рук. Это сквозь нее пришлось прорываться князю с помощью Черного скомороха.