Если сегодня говорят о государственных, социальных и, в конце концов, философских кризисах, то это надо объяснять тем фактом, что народы, которые некогда верили в либерализм и демократию, и отдали все свои силы идее мировой культуры, мирового хозяйства и всеобщего мира, уже начали терять веру в эти идеалы. И отсюда для мира возникла политическая опасность, что те силы, которые находились на высоте своего могущества, оказались совершенно неспособными создать новый порядок вещей. И подобно тому, как в частной жизни банкрот пробует спасти последнее достояние посредством самоуправных действий, некоторые круги, а, конечно, не целые народы, хотят путем совершенно недопустимых провокаций по адресу вновь созданного в Европе порядка вещей отвести внимание народов от своей вызывающей всеобщий хаос неспособности.
То, что пред вами происходит во второй раз в течение пятисот лет, есть ничто иное, как крушение когда-то сильных авторитетов. Дикие драки в парламентах, непрекращающиеся социальные кризисы, неспособность, даже при наличии огромных естественных богатств, преодолеть безработицу – все это лишь доказательства, что старый мир поет свою лебединую песню, и что народы, повинующиеся внутреннему инстинкту и творческой воле, должны против такого разложения бороться и искать новых авторитетов.
В этом заключается секрет успеха национал-социалистического движения, фашистской революции и многих других политических явлений нашего времени. Но только германский народ, у которого всякого рода осложнения были неизмеримо более острыми, чем у других народов, должен был решиться на тот или иной путь гораздо скорее других наций. И так как Германия в один из наиболее грозных часов своего существования выдвинула большого человека и нашла людей, которые без всяких условий принесли все свои силы новой эпохе, то в этом и заключался ответ на вопросы нашего времени, когда надо было окончательно порвать со всем тем, что уже не было способно вести большой народ к светлому будущему. Германский народ отвернулся от наглых попыток втиснуть его как в средневековое искажение жизни, так и в беспочвенность либерализма, потому что убедился, что идеи и ценности, которые находятся в органической связи с расой и народом, еще далеко не подходят для жизненной структуры других рас и наций. И, если для нас превыше всего стоит идея народной свободы, то и национал-социалистическое движение создалось его учением об иерархическом порядке ценностей, с этим постулатом победило и приняло на себя задачу доказать в будущем жизненность этого идеала.
Таким образом, мы можем формулировать окончания исторических эпох, в силу падения их идеальных ценностей, следующим образом:
Авторитет средневековья возник из победы учения о бедности, смирении и подвижничестве.
Авторитет либерализма возник из веры народов в возможность создания мировой культуры, мирового хозяйства и универсального мира.
Авторитет национал-социализма был построен на идее национальной чести как наивысшей ценности, социальной справедливости, как выражения равноценности всех немцев, и народного содружества как результата жертвенной борьбы за новую идею и как формующей[60] силы для осуществления нашего великого будущего.
Идеи XVIII и XIX столетий являлись чересчур абстрактными, не были одухотворены волевой цельностью, а потому оказались и нежизнеспособными. Наоборот, идеи национал-социализма опираются на национальные ценности, и, как таковые, не расторжимы с сущностью германского характера. Правда, старая идея свободы освобождала от пут немало индивидуальных творческих сил, но на этом процесс этот не остановился, и впоследствии на смену творческих сил явились силы хаоса и разрушения. То было учение о свободе от каких-либо обязательств. Идея же национал-социализма является учением о свободе для разрешения определенной задачи. Первое учение должно было раствориться во множестве субъективных желаний, второе имеет своей высшей задачей, преобладающей над бесформенным всечеловечеством, осознание своих обязанностей в отношении огромной нации, связанной общей судьбой и черпающей силы в своем единстве.