Черный осьминог

Но молодость не чета старости, чертей и мертвецов не боится. В силы свои верит. К новой жизни, светлой и радостной, дорогу руками молодыми и сильными прокладывает. Старое с корнем выкорчевывает. А над старым да сгнившим весело посмеивается.

* * *

Эх, хороши караси в лесном озере! Золотые, широкие — чуть не в лопату.

Вот и отправились трое ребят-подростков — два постарше, комсомольца, а третий на очереди — карасей ловить. Бредень латаный захватили. Старший был Федя Сальков, потом брат его Митя, а третий — Паша Востряков.

Пошли ребята, пообедав. Раза три бредень кидали. Рыбы — страсть. Время к вечеру — тьма невылазная. Решили переночевать в башне на берегу озерка. Развели костер, стали картошку печь, ухи из карасей наварили. После ужина немного поговорили, спать потянуло. Залезли в башню, травы на пол свежей набросали, веток березовых и улеглись.

Уж не помнит Федор, сколько спать пришлось. Только проснулся он от чьих-то осторожных шагов. Словно крадется кто.

Поднялся на локтях, слушает. Шаги. Подполз к двери — щель в ней была — видит, волк здоровенный, да странный какой-то. А в чем странность, и не разберет. Оторопь взяла парня — сколько раз в овраг этот хаживал, а никогда волков не видал, да таких непонятных. Хотел было он дверь открыть да поленом волка пугнуть, а тот словно понял, сел на задние лапы и смотрит.

А вот что дальше случилось, и понять не может Федор. Поднял волк передние лапы, к морде приложил, да как взвоет!.. Митька да Павел, словно их прутом вытянули, вскочили, к двери бросились, насилу их Федор удержал. Трясутся ребята, а волк воет, заливается.

Шепчет Федор ребятам:

— Тише. Смотри!..

Смотрят ребята — сидит волк на заду, лапы к морде прижав, и воет.

— Оборотень, — шепчет Востряков Павел, — должно, капитан из озера вышел.

— Тише ты, — шипит Федор. — Смотри-ка лучше на озеро. Да не туда! Видишь вон иву дуплистую, что свисла над водой вроде шатра?.. Так возле нее на воде ворочается что-то…

Совсем одурели Павел с Митькой. Слово с языка не идет. А от ивы прямо к башенке, словно на призыв волчьего воя, не то коряга, не то еще что-то плывет. Пригляделись ребята — лодка. А в лодке — человек, и лицо у него огнем светится.

Тут уж Федор струхнул. Совсем непонятно, почему это У живого человека лицо такое страшное. Павел его в бок толкает, за руку трясет.

— Федь, а Федь, кто это? Дух лесной, должно быть, аль царь русалочный…

— Не знаю и я, — ответил Федор. — Помолчи ты, пожалуйста. Вот на берег вылезет, да поближе подойдет — тогда посмотрим. Да только не бойся, ребята, — человек это самый настоящий. Не бойся, ребята, все разберем да разузнаем. А русалок да духов лесных из головы выбрось, нет их и не было! А еще в комсомол идти хочешь, а в чертовщину всякую веришь!..

— Да я не верю, — смущенно зашептал Павел, — а так непонятно уж больно.

Приплыл к берегу человек непонятный, да прямо к волку, а тот как тряхнется, шкура волчья — в сторону, а из-под нее человек живой, морда черная и с бородой.

Полегчало ребятам — видят, люди, а уже с живым-то человеком, кто он не будь, побороться да поговорить можно.

Глава VII. ОН УШЕЛ В БАШНЮ

Лодка подплыла к берегу, вышедший из нее человек подошел поближе и тоном начальника спросил:

— Ну, как дела, Кузьма? Узнал ли ты что-нибудь о том, сколько идет к нам этой красной сволочи?

— Кое-что есть, господин поручик, — совсем человеческим голосом заговорил «волк». — Из губернии идет отряд красноармейцев, человек в сорок, да чекистов, человек двадцать пять. Есть у них один пулемет. Думаю, что они в городе завтра чуть свет будут, если нашим их по дороге не удастся в расход пустить.

— Смотри же, — сказал тот, кого назвали поручиком, — если отряду удастся доехать, поточней выясни, у кого он расквартируется. Постарайся поместить командиров, да и вообще чекистов, у наших ребят. Пусть поласковее будут. Девок достань, самогону побольше. А вот эти порошки, смотри, не потеряй, в самогон да в пищу примешай. Не бойся, не издохнут. Только сон найдет. Невыгодно нам их до времени травить. Куда лучше с живых-то кожу содрать или красные звезды на лбу вырезать, да для крепости, чтобы не соскочили, гвоздем прибить. А помнишь, как мы продкомиссара-то чокнули? Поймали, кожу на спине подрезали, отодрали немного, да туда перчику красного с солью, да стекла битого, что называется, для вкуса. Потеха была, как орал он. А все же, стерва, не сказал, силен ли его отряд. Коммуна — сволочь! Еще раз говорю тебе: не прозевай, а то Колесников, ведь ты его знаешь, и с тебя шкуру спустит.

— Прощайте, господин поручик. Нужно опять красную шкуру надевать. А то, пожалуй, пришлют за мной. Ведь я у них «незаменимый».

А ребята слушают, и страх весь прошел. Понимают, что затевается что-то нехорошее.

— Проследить надо, — говорит Федор, — куда этот самый «волк» пойдет. Только смотри, ребята, тихо! Не то и мы пропадем, и в городе делов колесниковцы наворочают. Слышали, чай, о чем речь идет — отряд хотят уничтожить.