— Ой ли? Так ты считаешь, что если мужчина к тебе не пристает, то лишь потому, что ему вообще не нравятся женщины, и никак иначе? А что это ты так заинтересовалась? Не думал, что мои сексуальные предпочтения способны на что-то повлиять.
— Они ни на что и не влияют.
— Тогда зачем ты спрашиваешь?
Хлоя наконец сумела овладеть своим голосом.
— Не надо, — сказала она. — Попасть в капкан и сидеть в этой черной дыре с тобой — уже достаточно скверно само по себе. Не надо еще и прижимать меня к стене словами. Я просто полюбопытствовала.
— Ты уже и так была физически прижата к стене. Во многих смыслах, — ответил он, и она невыносимо отчетливо вспомнила тот момент в замке, когда он вошел в нее, и темную судорогу наслаждения, охватившую ее тело.
— Хватит! — Хлоя почти задыхалась.
К ее изумлению, Бастьен оставил ее в покое, сел обратно на кровать, держась на приличном расстоянии от нее, и протянул ей зачерствевший багет. — Сыр мы прикончили, но еще есть пара апельсинов. Попозже надо будет найти тебе нормальную еду.
— Где? В аэропорту? Снегопад прекратился? — Она взяла кусок черствого хлеба из его рук и принялась его грызть.
— Хлоя, я все это время находился рядом с тобой. Я знаю ровно столько, сколько и ты. Но мы скоро отсюда исчезнем. Чтобы тебя не засекли, главное — все время перемещаться с места на место. Пройдет немного времени, и нас здесь найдут, а я хочу убраться до этого. К счастью, снег засыпал такси, так что даже с вертолета его вряд ли увидят. Но чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше.
Хлеб хрустел на зубах, как песок, но она продолжала жевать.
— Куда мы направляемся?
Бастьен принялся обдирать кожуру с апельсина. Кроваво-красный плод лежал на его ладони, сладкий цитрусовый запах заполнил комнату, и Хлоя содрогнулась.
— Пока не знаю. Открывай рот. — Он протягивал дольку апельсина, но Хлоя замотала головой.
Он сделал неуловимое движение — эти его движения всегда ее пугали, — и ее подбородок оказался зажат в его длинных пальцах.
— Открой рот и съешь апельсин, Хлоя.
У нее не было выбора — ее лицо лежало в чаше его руки, его темные бесстрастные глаза не давали ей уклониться.
— Открой рот, — опять произнес он, голос его стал мягким, почти чувственным, и она покорилась, позволив ему положить ей на язык кусочек фруктовой терпкой сладости.
На одно безумное мгновение ей показалось, что вслед за этим она ощутит его рот, его язык. И в самом деле безумие — он сидел далеко от нее, а она медленно жевала апельсин. Он не хотел ее, благодарение Богу. Он спасет ее от всех прочих, а она спасена от него. Надо быть благодарной за эту малую милость. Надо.
— Извини. — Слово вырвалось неожиданно для нее самой, но стало еще большей неожиданностью для него. Его взгляд нашел ее в крохотной комнате, освещенной свечами.
— Что ты сказала?
Она закашлялась. Вкус апельсинового сока наполнял ее рот. Ее губы хранили прикосновение его пальцев.
— Я сказала — извини. За то, что задавала тебе невежливые вопросы, что спорила с тобой, пыталась бежать и не слушала, что ты говоришь. Ты изо всех сил старался защитить меня, а я только и делала, что ныла и жаловалась. Извини. И… благодарю тебя.
Он поднялся с кровати и отошел от нее как мог дальше, сколько позволяло крохотное пространство комнаты. Его непроницаемые глаза наблюдали за ней из-под полуприкрытых век.
— Благодаришь? Я думал, ты считаешь меня исчадием ада.
— Ты и есть исчадие ада. — В ней вновь вскипело раздражение. — Но ты спас мою жизнь по крайней мере дважды, а я ни разу не сказала тебе спасибо.
— И пока не говори. Когда ты окажешься в Штатах, в безопасности, тогда можешь уделить в своих мыслях место и для меня.
— Почему ты так беспокоишься? Я не понимаю, зачем тебе столько возиться со мной. Я помню твои слова о том, что ты спас меня от Хакима из прихоти, но не верю в это. Мне кажется, ты вовсе не такой бездушный, как сам считаешь, и в решающий момент не смог позволить Хакиму убить женщину. Глубоко внутри я чувствую, что ты человек порядочный, даже если не знаю, кто ты на самом деле, что собой представляешь, даже не знаю, каково твое настоящее имя.
— Тебе не нужно знать мое настоящее имя. Кроме того, ты заблуждаешься. — Голос его сел. — Я бездушный ублюдок. У меня нет привычки спасать женщин, которые лезут туда, откуда должны были бежать со всех ног. Что касается тебя, то легче отправить тебя назад в Штаты, чем избавиться здесь.
— Ты бы не убил меня. Я знаю, что ты убил Хакима, но не думаю, что способен убить женщину.
— Правда?
Тень насмешки, прозвучавшая в его голосе, заставила Хлою почувствовать себя неуютно. Прав был ее отец — она никогда не умела заткнуться вовремя. Но она должна была извиниться и поблагодарить его. Он спас ее и до сих пор защищал, вероятно, благодаря той самой человеческой порядочности, наличие которой в себе он так решительно отрицал. Вряд ли в этом было что-то личное.
Бастьен придвинулся ближе к ней, загородив своим телом горящие свечи, и опять поймал ее подбородок и притянул ее лицо к своему.