Черный хрусталь

– Все, что смогу, – несколько подобострастно отозвался хозяин. – Лошадей – буквально сегодня. Какие припасы будет угодно закупить вашей милости?

– Всего понемногу… это, в сущности, не главное. Скажите, Ромир, вам приходилось слышать о кхуманах?

Ромир кашлянул.

– Приходилось, – кивнул он, откладывая в сторону двузубую вилку. – Только не здесь. Там, где я… там, где я жил раньше.

– Да, я знаю, что на родину вы вернулись не так давно. А здесь? Разве Бургас не торгует с рашерами?

– Эпизодически, не более того. Лауда не является торговым перекрестком, вы должны это знать. Торговцы-рашеры заходят в наш порт не чаще одного-двух раз в год, они не имеют здесь ни постоянных представителей, ни постоянных интересов. Бургас вообще стоячее болото. Здесь ничего не происходит, сатрапы мало интересуются даже своими собственными территориями. На окраинах страны вообще не платят податей – их просто некому там собирать.

– Рай для капиталовложений, – хмыкнул Эйно. – Значит, я не могу рассчитывать найти здесь проводника-рашера?

Ромир потер ладони, глотнул из грубого серебряного кубка и опустил голову.

– Я здесь недавно, – сказал он, – и все еще плохо ориентируюсь в ситуации. Но думаю, что – нет. Ни я, ни кто-либо из моих друзей и знакомых, никто из нас и понятия не имеет о каких-либо рашерах, проживающих в Лауде. Боюсь, что их здесь просто нет. Бургас – довольно изолированное место…

– Я это уже понял, – немного раздраженно ответил Эйно. – Что ж, раз так, давайте заниматься припасами и лошадьми…

Глава 2

Лошадей грузили на рассвете.

Я проснулся от того, что где-то неподалеку раздалось жалобное конское ржание. Открыв глаза, я решил, что это был сон, и собрался было перевернуться на другой бок, чтобы продолжить путешествие по стране ночных миражей, но тут ржание повторилось.

«Я свихнулся? – со страхом подумал я. – Это уже галлюцинации?»

Крики матросов, пробившиеся через закупоренный иллюминатор, заставили меня вспомнить о том, что вчера князь расплатился за целый табун копытных, которых должны были доставить на борт до утреннего горна. Горном, раздававшимся со всех храмов, в Лауде начинали очередной день. Я не очень уразумел, когда же он должен вострубить, но понял, что вскоре после того, как солнце приподнимется над горизонтом больше, чем на палец.

Стало ясно, что спать дальше мне уже не придется. Я кое-как умылся и, постукивая зубами от холода, впрыгнул в теплое белье, натянул кожаные штаны, фуфайку и куртку. Вечером я затопил в каюте небольшую печурку, но, видимо, дрова она пожирала с бешеным аппетитом – к утру каюта выстудилась так, что в ней впору было готовить прохладительную воду.

«Вчерашняя ночь была гораздо теплее», – подумал я, поднимаяясь по трапу наверх.

За погрузкой наблюдал Иллари, заспанный и злой. Увидев меня, он молча протянул мне флягу с ромом и заорал:

– Да что ж вы ее мотаете, олухи! Хотите, чтоб сорвалась? Тише, скоты, тише! Жиро, старый говнюк, куда ты пялишься? На лошадь смотри!

Выглядело все это жутковато. Под правым бортом «Бринлеефа» стояла широченная плоскодонная баржа, на палубе которой испуганно жались друг к дружке два десятка крупных, по большей части черных лошадей. Погонщик, схватив за узду первую попавшуюся, с размаху бил ее в лоб деревянным молотом, после чего безвольное животное обвязывалось широкими кожаными ремнями, которые цеплялись за крюк правой носовой шлюпбалки корабля. Десяток матросов, налегая на рукояти, вращали шестеренный редуктор лебедки – подняв жалобно плачущего коня на уровень планшира, таль проворачивали, и он оказывался на палубе, где его обливали ледяной забортной водой, снимали ремни и отправляли по пологому слипу в специально оборудованный трюм.

– Какие-то они замученные, эти лошади, – сказал я Иллари.

– Естественно, – отозвался тот, – их же чем-то напоили. Не представляю себе, как мы будем их разгружать? Эти, правда, – он махнул рукой в сторону людей на барже, – дали охапку какой-то травы…

– Наверное, какой-нибудь сонник, – решил я. – Их вообще много – всяких. Справимся, коль приспичит.

– Да уж приспичит… Жиро, сын ослицы! Я кому сказал, медленнее?! Что вы там спешите, как при поносе?

Сладковатый ром здорово обжег мне глотку, но в желудке сразу же потеплело. Сделав еще один глоток, я сплюнул за борт и поспешно потянулся за трубкой, чтобы придавить дымом подступающую тошноту. Сразу же вспомнился вчерашний каплун, которого мы с Бэрдом умяли в считанные минуты. Да, не скоро еще мне случится полакомиться чудной, истекающей ароматным жирком птичкой. Вчера, кажется, на борт загрузили немалое количество мешков риса и бочек с солониной? Вот ее мы и будем жрать… очень скоро, когда закончатся пеллийские запасы копченостей. А как здорово Эйно приготовил мясо – тогда, в парке, показывая нашим наемникам чудо столичной механики! Я облизнулся, выругался и решил спуститься на камбуз.