Черный хрусталь

Вскоре он вернулся с подносом, на котором дымилась яичница с вареным мясом, какие-то приправы, лепешки, что-то еще… не вдаваясь в подробности, я принялся за поздний ужин. Моя мысль блуждала довольно далеко отсюда.

У Эйно, князя Лоер, довольно странные способы добычи денег, а ведь про него говорят, что он несметно богат. Досужие сплетни? Но чего стоит содержание одного только этого замка, который разорил бы половину принцев крови в моей несчастной стране? Что же, он всегда зарабатывает на шантаже?.. говорят, опять-таки, что он и вправду имеет патент королевского корсара и может беспрепятственно грабить любое судно, идущее под вымпелом врагов Пеллии. «Бринлееф» создавался именно для этого? Весьма вероятно, но что же тогда означают его путешествия – к нам, на восток, а теперь еще и далеко на запад, к темным берегам страны рашеров? Что все это значит – какую, к примеру, ценность представляет для него хрустальный череп, несущий в себе неведомую, но ужасную смерть?

Я прекрасно понимал, что судьба занесла меня в самый центр торнадо странных, непостижимых тайн и связанных с ними интриг. Иногда мне начинало казаться, что интриги эти древнее, чем сам наш мир… и что Эйно – лишь очередной в длинной цепи таких же посвященных. Вот только – посвященных во что?

Глава 5

Неделей позже мы были уже в столице. Цель поездки я представлял себе слабо – по словам Иллари, она была связана с возникшими у князя финансовыми проблемами. Впрочем, финансы меня волновали мало – я был захвачен желанием посмотреть древний город, резиденцию пеллийских королей, с которой я был уже знаком благодаря множеству гравюр и картин. Ута осталась в замке вместе с ожидавшей отца Теллой. От расставания с молодой актрисой в моей душе остался нехороший осадок, ощущение какой-то недосказанности, что ли – сидя в небольшой каюте пассажирского судна, я не раз вспоминал ее глаза, смотревшие на меня с немым упреком. Я должен был что-то сделать… но что? Я не ощущал себя влюбленным, более того, мне казалось, что для нее я всего лишь новая игрушка. Врать и играть мне не хотелось. Возможно, я был не прав?

Три дня пути пролетели незаметно. Несомый южным ветром, наш бриг мчался, едва не догоняя скользящих над водой птиц, – осторожный капитан, помня о том, что везет пассажиров, старался держаться в разумной близости берега. Я в основном шлялся по палубе, изредка спускаясь в каюту, чтобы поваляться в гамаке с книгой, а Эйно и Иллари проводили время в салоне шкипера, изводя его и старшего помощника при помощи игры в ло. Те были на редкость азартны; незадолго до того, как корабль бросил якорь в одной из столичных гаваней, пьяноватый Иллари признался мне, что ему удалось порядком облегчить их карманы.

Я стоял на палубе. Впереди, в легкой вечерней дымке, виднелись сотни, тысячи разновеликих шпилей, украшавших столичные дворцы. Город был огромен. Я видел одетые камнем набережные, вдоль которых сплошным потоком скользили экипажи: в подзорную трубу я хорошо различал массивные, часто украшенные гербами и вымпелами, кареты, грузовые фуры и фигурки отдельных верховых. Правее, в торговом порту, закатное солнце терялось среди множества мачт.

Гравюры не обманули меня – столица и впрямь оказалась каменным чудом. Наемный экипаж долго вез нас по широким, обсаженным деревьями аллеям, потом свернул в старые, пропахшие дымами кварталы, где серые от древности, но не потерявшие своего величия здания тесно прижимались одно к другому, образуя узкие неровные улочки. Каждый камень, каждое дерево здесь дышало очарованием благородной седины. Я вертел по сторонам головой, радостно улыбаясь всякий раз, когда видел что-то, знакомое мне из книг и альбомов.

– Вот поле Ноора, – возбужденно шептал я. – Здесь Ноор, принц крови, вызвал на бой своего дядю, обвинившего его в измене… а это… о боги, это же северная резиденция князя Бельмона!

– Теперь – отель, один из лучших в столице, здесь любят останавливаться нувориши-лавеллеры, – флегматично добавил Эйно. – Но мы будем жить в более скромном месте.

Более скромное место оказалось четырехэтажным зданием с острой, поросшей мхом черепичной крышей, над подъездом висели два решетчатых фонаря и вывеска в виде гротескно-пузатого сапога. Отель так и назывался – «Старый башмак», и почти весь его первый этаж занимал ресторан. Мне выделили небольшую угловую комнатку под самой крышей, два окна которой выходили на улицу и в соседний переулок, – темный, загадочный чулок, в котором уже зажигали на ночь фонари. Эйно предупредил меня, что я могу быть свободен до самого утра, но все же не рекомендовал мне долго гулять: по его словам, столичная стража отличалась повышенной бдительностью, а мой акцент до сих пор выдавал во мне приезжего.