Черный гусар. Разведчик из будущего

Игнат Севастьянович отставил тарелку в сторону, и тут же молодой слуга, все в той же серого света ливрее и белом, накрахмаленном парике, поставил ему второе блюдо. Затем аккуратненько положил перед бароном вилку и ножик. Сухомлинов облегченно вздохнул. Старый добрый бигус. Блюдо традиционное и популярное не только в Польше, Литве и Белоруссии, но и в России. Тушеная квашеная капуста с копченой колбасой. Как раз чтобы баланс витаминов в организме привести в норму. Только бы за трапезу приняться да обедом насладиться в полной степени, так нет, принесла нелегкая пастора. Аппетит тут же испарился.

— Я гляжу, вы не рады меня видеть, сын мой, — проговорил старый пастор в дверях.

— Как вы догадались? — пробурчал Сухомлинов.

— Да я вот погляжу, у вас и аппетит куда-то пропал. Тарелочку отодвинули. Али есть не желаете?

Священник прошелся по комнате, заглянул пристально сначала в глаза Бертольду, затем молодому слуге Зигфриду. Хищно улыбнулся и опустился на соседний стул. Пододвинул к себе тарелку с бигусом. Втянул носом исходящий от еды аппетитный запах и проговорил:

— Так ежели у вас аппетита нет, господин барон, вы не будете возражать, если столь отменно приготовленный обед скушаю я?

И, не дожидаясь ответа, начал смачно поглощать капусту.

— Чем обязан столь важному визиту, господин пастор? — поинтересовался Игнат Севастьянович, надеясь, что правильно обратился к священнику.

Пастор не отреагировал. Его сейчас больше интересовал обед. Казалось, ему было все равно, пост сейчас или нет. Главное было — набить брюхо.

— Хотелось бы узнать причину столь раннего визита? — полюбопытствовал Сухомлинов.

— Ваша дуэль, барон. Мне стало известно, и, вполне возможно, слухи могут поползти по округе. А если они достигнут ушей короля Фридриха, наказания вам будет не избежать…

— Если я не погибну на дуэли, ваше преподобие.

— Погибнете? — удивился пастор.

— А почему бы и нет?! Звезды не так расположатся, карты не так лягут, да и сам Господь Бог решит, что пришел конец моему пребыванию на этой грешной земле.

— Ежели Господь хотел бы вас забрать к себе, он бы нашел куда более подходящий способ.

Другой способ, отметил про себя Игнат Севастьянович, уже был. Там, в теперешнем будущем. Сейчас судьба давала еще один шанс умереть, но уже в результате лотерей. И все же, что ему предпринять? Поддаться уговорам пастора и, если господин Мюллер принесет извинения, не участвовать или же все же стреляться? В поисках ответа Сухомлинов взглянул на священника, словно тот знал ответы на его вопросы. А между тем пастор доел бигус и отодвинул тарелку.

— Хорошо приготовлено, — проговорил он. — Все же ваша кухарка лучшая в этих краях, барон. И все же я бы предложил вам закончить все это дело по-хорошему. Поскандалили, поругались и разошлись.

— Вас послал господин Мюллер, зная, что я хорошо владею любым оружием, ваше преосвященство?

— Да упаси Бог, господин барон. Господин Мюллер мне так же противен, как и вам. Таким жмотам, как он, незачем жить на этом свете, а гнить нужно в аду. Гореть в геенне огненной!

Экак заговорил, отметил про себя старшина. Гнить в аду, гореть в геенне огненной. И за какие это грехи?

— А перед вами-то чем провинился господин Мюллер?

— Я денег у него просил на ремонт костела. Он не дал. Вернее, давал, но под проценты. Это на дом Божий да под проценты?!

Меркантильные интересы, отметил Сухомлинов. У самого небось деньги под подушкой в чулке хранятся. Игнат Севастьянович взглянул на пастора пристально.

— А может, это, его, того?

— Чего того, господин барон? — не понял священник.

— Пристрелить.

— Да упаси Бог. Пусть живет.

— А может, припугнуть? Так, слегка, чтобы он потом на все службы ходил. Да и на собор во спасение его никчемной жизни денежек пожертвовал?

— Припугнуть? — удивился пастор.

— Припугнуть. Ранить слегка, да так, чтобы вы потом его отходили.

Священник побледнел. Рыгнул. Затем гневно взглянул на барона, потом ударил кулаком по столу и лишь только тогда произнес:

— Да что вы такое говорите, господин барон.

— Ладно. Пошутил я. Стреляться все равно будем. Решение я не поменяю. А уж там пусть сам Бог решает, кому жить на этой грешной земле, а кому нет.

— Эх, господин барон, господин барон, — прошептал священник, — выходит, я вас не убедил. Ладно, так и быть, пойдемте в вашу комнату.

— Это еще зачем? — вспыхнул теперь в свою очередь Сухомлинов.

— Исповедоваться. Ваш противник уже исповедовался. И вскорости прибудет. Кстати, где ваш секундант?

— Почивать изволит, — прошептал Игнат Севастьянович, — умаялся. — Взглянул на пастора: — А здесь нельзя?

— Нельзя что? — не понял тот.

— Исповедоваться?

— Вы странный, господин барон, — проговорил монах, — словно первый день живете. Нельзя. Тайна исповеди.

— Ладно, пойдемте. Надеюсь, эта процедура не займет слишком много времени.