Черный гусар

— Передаю себя в руки Аллаха! — в голосе эмира не было страха. Лицо его сохраняло достоинство и внутреннюю силу. Но он понимал, что все потеряно, сражение обернулось катастрофой, война проиграна, а сам он пленник. И Музаффар бессильно уронил голову, покоряясь судьбе.

Глава 17

Честно сказать, я и сам не ожидал, что мой план по пленению эмиру — достаточно авантюрный, к слову — имеет серьезные шансы на успех. Но все вышло, как надо. Может и прав цесаревич Николай, когда говорит, что видит в моем присутствии Божий промысел.

Как бы там ни было, а битва на Зерабулакских высотах пусть и не стала окончанием войны, но явилась переломным моментом всей кампании. Бухарцев погибло около десяти тысяч. Их тела буквально усеяли перепаханное копытами и сапогами поле. В русских же войсках потери вновь выглядели едва ли не смешными — всего девяносто человек убитыми и втрое больше ранеными.

Известие о том, что Бессмертные гусары взяли в плен повелителя Бухары вызвало эффект, схожий со взрывом фугаса. И когда наш первый эскадрон привез и передал в руки Кауфмана эмира Музаффара, обычно невозмутимый генерал-губернатор радости сдержать не смог.

— Повелитель Бухары, я рад приветствовать вас от имени императора Александра II, и от своего собственного имени! — сказал он, делая шаг навстречу знатному пленнику и пожимая ему руку. — Вы ранены? Доктора, живо! Вина, ставьте самовар. Прошу вас, присаживайтесь. Вижу, битва далась вам нелегко, а рана свидетельствует о вашем мужестве и храбрости.

Повелителю Бухары оказали всю необходимую медицинскую помощь, разместив со всем возможным комфортом. А на участников сражения буквально пролился дождь наград. Тут же, на месте, пока врач осматривал Музаффара и делал ему перевязку, Кауфман вручил всем героям (так он выразился) по георгиевскому кресту.

Оффенберг, хоть и не принимал непосредственного участия в погоне, получил Георгия 3-й степени. Так же как и Костенко с Тельновым. У них более низкая степень награды уже имелась. Я, Некрасов и прибившийся к нам во время боя Евгений Зерницкий из четвертого эскадрона стали кавалерами 4-й степени сего прославленного ордена. Награда обошла стороной Илью Самохвалова. Но он сам оказался виноват. Вместо того, чтобы следовать первоначальному плану и держаться вместе, поручик увлекся и в результате чего сражался с другими эскадронами.

Но на этом родник щедрости генерал-губернатора не иссяк. Тельнов стал подполковником, Костенко получил золотое оружие с надписью «За храбрость», а мы с Некрасовым стали штабс-ротмистрами. Мне еще и Анненское оружие за ранение вручили. Двенадцать Георгиев раздали на первый эскадрон, один из них достался вахмистру Козлову. И лишь Модест Кузьмин ничего не получил, сложив свою голову во славу русского оружия.

К тому же, сам эмир оказался человеком великодушным и благородным. Меня, Некрасова, Тельнова и Зерницкого вызвали к Кауфману утром следующего дня. Чувствовал я себя совершенно разбитым. Кружилась голова, донимал жар, ноги казались свинцовыми. Скорее всего, так проявились последствия незначительного ранения, а может, я ко всему прочему получил банальный солнечный удар. При такой жаре подобного исключать не следовало.

Генерал-губернатор сидел у входа в свою юрту, а рядом со всеми удобствами расположился эмир Музаффар. Они пили чай, устроив себе легкий завтрак с телятиной, паштетом, лепешками, медом и виноградом. Вместе с ними находился генерал Головачев, Абрамом, Пистолькорс и подполковник Оффенберг. Адъютанты генерал-губернатора стояли наготове, ловя каждое пожелание эмира. Казаки из роты охраны рассредоточились вокруг юрты и на ближайших высотах.

— А, вот они, твои удальцы, Ярым-паша! — Музаффар откинулся на спинку кресла и внимательно осмотрел нас с ног до головы. Говорил он на фарси, один из советников Кауфмана переводил на русский. — Как жаль, что у меня нет таких славных воинов! Кара Улюм, Черная Смерть! Кто сможет их остановить? Лишь Аллах! Поистине, сердце мое скорбит о днях былой славы великой Бухары и о тех непобедимых нукерах, чья поступь заставляла дрожать весь мир.

Музаффар говорил длинно и цветисто. И привирал немного. Я что-то не помнил, чтобы Бухару так уж сильно боялись. Боялись Тимура Хромого и некоторых его потомков, но они выбрали своей столицей Самарканд.

— Ты жив, эмир, — подбодрил его Кауфман. — А значит, еще сможешь сделать так, что Бухара твоя засияет под твердой рукой Белого Царя!

— Если Аллах прольет на меня свою милость, то так и будет, — Музаффар огладил бороду и немного помолчал. — Конь мой подвел меня, и не унес от погони. Так пусть его забирают воины Кара Улюм. Сабля подвела и не отразила удара, поразившего мое тело. Пусть и ее забирает ваш офицер, — в таких выражениях эмир выразил свою волю. А мы вчетвером стали обладателями прекрасного арабского скакуна с седлом и великолепной сабли. В тот момент даже неловко стало, что я ранил эмира и так грубо с ним обошелся. И хотя мне самому шальная пуля задела руку, можно было действовать и деликатней.