Верхний город или, как издревле звали его киевляне, Гора, был со времен Рюриковичей местом княжьих хором, важных церквей и боярских теремов. С того же времени, как воеводы Речи Посполитой поставили замок в стороне, на дальнем холме, старый город превратился в тихое утопающее в зелени место вокруг монастырских подворий, где селились богатые шляхтичи, заможные горожане да знатные иноземцы.
Здесь! — кивнул Шпилер, указывая на скрытый за деревьями дом, большое строение, крытое гонтой — деревянной черепицей, которую могли позволить себе только состоятельные хозяева. Окинув взглядом неухоженный сад и заросшее бурьяном подворье Ольгерд нахмурился и увлек компаньонов за ближайшие кусты. Там, под видом путников, дающих отдых коням, они устроили военный совет.
— Кто живет там, знаешь? — спросил у Шпилера Ольгерд.
— Откуда? — ответил тот. — Я ведь сам в Киеве без году неделя…
— Ладно, — кивнул Ольгерд, — тогда мы с тобой здесь подождем, чтобы своими видом никого не спугнуть, а Измаил с Сарабуном в разведку пойдете. У вас одеяния богомольцев, вам скорее откроют. Сарабун, пойди в соседний дом, представься лекарем, что ищет работу, да расспроси, кто здесь обитает. Измаил, проскочи задами, осмотри дом со всех сторон и попробуй в окна заглянуть.
Египтянин, ни слова не говоря, вмиг скользнул вдоль забора и скрылся в зарослях. Сарабун кивнул и зашагал по улице, волоча ноги, словно усталый путник.
— Думаешь, Душегубец там? — шепотом спросил Шпилер.
Ольгерд пожал плечами.
— С него станется. После убийства в монастыре его, поди, по всем дорогам ловят. Никто не догадается в старом городе искать.
— Какое еще убийство?
Ольгерд вспомнил, что Шпилеру ничего не известно и в двух словах рассказал о событиях трех последних дней. Не успел он закончить, как из воздуха соткался Измаил.
— За домом старый сарай, на задах огороды. Грядки по склонам идут до самого низу. А внизу какое-то село. В самом же доме имеется задний вход, но он заперт наглухо. В окна я заглянул. Там темно, ничего не видно, но шевеление какое-то было. Думаю, что внутри не меньше двух человек.
— Подмогу надо бы звать, — предложил Шпилер. — Может направим кого к воеводе?
— Сами справимся, — отрезал Ольгерд. — Там их при любом раскладе вместе с хозяином человек пять от силы. Толпой после нападения на монастырь они в Верхний город прийти бы не рискнули. Опять же, коней на подворье не видно, стало быть и всадников нет. А главное, они нас не ждут.
— А если там Душегубец?
— В сарай заглядывал? — спросил Ольгерд у Измаила.
— Да, — кивнул тот. — Пусто.
— Навоз лошадиный, сено, седла, торбы из-под овса там есть?
— Нет.
— Стало быть, нет там и Душегубца, — уверенно заключил Ольгерд. — Людей спрятать в городе легче легкого, коней — невозможно. Особо тех, что я у разбойников видел.
Сарабун вернулся нескоро. Уже забеспокоились, когда лекарь, сопя и отдуваясь, вышел из соседской калитки. Махнув там кому-то рукой, он деловито прошлепал вдоль улицы и, лишь зайдя за угол, чуть не вприпрыжку рванул в укрытие, где ждали его компаньоны. Отдышавшись, рассказал:
— Это польский конец, или, как они сами его называют, "край". Тут со времен унии живут шляхтичи из незнатных. Хозяина дома не было, а хозяйка, пани Агнесса, маялась гемикранией, или, как говорят французы, мигренью. Узнав, что я лекарь, вцепилась мертвой хваткой: лечи. Озолотить обещала. Пришлось, чтобы подозрения отвести, по-скорому в огороде коренья изыскать и отвар приготовить. Как панне Агнесе полегчало, так она про свое обещание, конечно забыла. Выдала всего полталера серебром, но зато все что знала мне выложила. В этом доме, — Сарабун кивнул на здание за забором, — живет в спившийся шляхтич Черневецкий герба Абданк. Его бы уже давно отсюда турнули не казаки, так московский воевода, но к Абданкам приписан сам гетман Хмельницкий, поэтому его никто не трогает. Жену Черневецкий схоронил пять лет назад, сам же кормится доходами с небольшого поместья, где, по словам панны Агнесы, самый поганый клевер во всей округе. Из дому он почти не выходит, лишь изредка берет на постой путников, да проезжих купцов. И не ради прибытку, а чтобы была кампания для пьянства.
— Он что, родственник здешнего князя? — не уловив всех тонкостей рассказа, спросил Измаил.
— Нет, — пояснил Ольгерд. — У польской шляхты нет, как у французов и германцев, собственных гербов. Каждый, хоть родич, хоть выкрест, хоть новопожалованный дворянин, приписывается к уже существующим. Так что наш Абданк Черневецкий скорее всего Абданка Хмельницкого в жизни в глаза не видел. Ну да ладно, не в этом тело. Нужно бы к нашему шляхтичу тоже на постой попроситься…
— Сегодня видели там кого? — спросил Сарабуна Шпилер.
Лекарь отрицательно мотнул головой.
— Сегодня нет. Хозяин, как я говорил, в отъезде, хозяйка весь день на лавке провалялась с мокрым полотенцем на лбу, а слуги у них настолько забитые, что докторов боятся пуще татар — при моем появлении все попрятались.
Ольгерд поразмышлял с минуту, прикидывая диспозицию.