Черный беркут

Подполковник с завистью смотрел на майора, удивляясь его хладнокровию. Самого Куренкова лихорадило от слов Кавлиса: «Я дам команду... через пять минут... кивнете... сигнал...»

Куренков вдруг поймал себя на мысли, что майор оттого так спокоен и уверен, что здесь не его родной город, в котором он работает и живет. Для него это отвлеченная материя; так же хирург смело режет плоть больного, потому что ему самому не больно, но тем самым он спасает человеку жизнь. А если бы майор жил и работал тут, смог бы он столь же хладнокровно действовать? Приближалось время штурма, однако скорость пугала: пять минут. Если бы что-то зависело от переговоров, подполковник вел бы их до изнеможения, оттягивая ту минуту, когда все средства, кроме силового акта, исчерпаны.

* * *

Журналист вдруг подался вперед и, рискуя выдавить глаз видоискателем, направил камеру в сторону микроавтобуса, окруженного милицией. Открытая дверца машины выпустила восемь рослых фигур в масках. По ходу выстраиваясь в цепочку, они быстро скрылись за углом здания.

— Пошли! — раздался чей-то голос в толпе. — Вон они!

Девушка из квартиры номер 19 на первом этаже, выходившей окнами на противоположную сторону, была предупреждена и держала окно открытым. Ремез стоял, прислонившись к стене и подставляя сцепленные руки товарищам. «Беркуты», опираясь на них, проворно проникали в квартиру. Девушка едва различимым шепотом здоровалась с каждым:

— Здравствуйте... здравствуйте... здравствуйте...

Ремез поднял руки, и его рывком втянули в комнату.

Все были обуты в кроссовки. Бесшумно, отмеряя по две ступеньки, бойцы достигли пролета между вторым и третьим этажом.

* * *

Спорышев уже ни в чем не отдавал себе отчета, ничего не боялся. Вернее, это слово не коснулось его воспаленного мозга. Им владело беспокойство: его требования не выполнят, сына не приведут.

А что дальше?

Он не знал и такой вопрос себе не задавал. Его состояние было схоже с прогулкой подлинной мрачной анфиладе: он открывал дверь за дверью и, пока не откроет следующую, не узнает, что там. Может, в его представлении коридор был бесконечным, с бесчисленными дверьми. И он открывает их, открывает... За одной дверью идет борьба двух человек — кажется, они душат друг друга, из-под койки торчат чьи-то ноги, слегка подрагивают; если нагнуться, можно увидеть человека, который своей позой напоминает автомеханика... нет, скорее всего, дояра... Его пальцы сжимают невидимые соски, тянут их, и ему на грудь и лицо падает молоко-вата. За другой дверью дремлющий охранник, еще одна дверь — и появляется огромная комната с декорациями улицы, забора, колючей проволоки.

Но вот странно... Двери в анфиладе были полупрозрачными; совсем непроницаемой оказалась дверь собственной квартиры, еще более беспросветной — дверь соседней квартиры. А когда он вошел в нее, оказалось, что внутри она выглядела абсолютно черной, наглухо закрытой. Но она открывается, он точно знал это. А вслед за ней еще и еще... Придется пройти через них.

Спорышев подвинул в центр комнаты стул и поставил на него девочку. Велел смотреть на него и не спускать глаз. Женщине, наоборот, запретил поднимать глаза. На мальчика, после того как связал его, не взглянул ни разу.

Он несколько раз подбегал к входной двери, в течение секунды-двух наблюдал за площадкой в дверной «глазок». Все было тихо. Его потревожили только один раз, когда убирали трупы с площадки. Он выстрелил в дверь и убежал в комнату, вернулся к окну с девочкой на руках. Делая ей больно, он закричал:

— Убирайтесь отсюда! Если еще раз услышу шум в коридоре... Слышите?! Я застрелю ребенка!

Девочка плакала. Ее плач услышали в подъезде.

Вернувшись в комнату, Спорышев снова поставил ее на стул и всякий раз, подходя к окну, брал ее на руки, прикрываясь.

Через открытое окно он услышал, как к нему по имени-отчеству обращается человек, который вел переговоры.

* * *

Куренков увидел в окне подъезда условный знак: Кавлис махнул ему рукой. А может, это был кто-то другой, поди узнай их: все почти одинакового роста, в масках. Он промочил горло минеральной водой и поднес мегафон ко рту:

— Валентин Михайлович! Это подполковник Куренков. Мне нужно поговорить с вами.

Через несколько секунд в окне показалась фигура Спорышева. Как и прежде, он стоял, прикрываясь девочкой.

— Вы привели моего сына? Я спрашиваю, вы привели моего сына?

— Как раз по этому поводу я и хотел поговорить с вами.

«Беркуты» в это время разделились на две группы: Кавлис, Михайлин, Зенин и Сапрыкин остались на месте, остальные уже смело, не боясь того, что террорист может наблюдать через дверной «глазок», поднялись пролетом выше. Ремез занял передовую позицию, держа пистолет у правого плеча стволом вверх. От дыхания маска у рта и носа покрылась мелкими каплями влаги.

— Валентин Михайлович, как я и обещал, инспекторы навигационной службы доставили вашего сына на берег. Сейчас он на пути сюда. Через пять-семь минут вы увидите его. Вы поняли?