Чёрный беркут

— Спасибо, Флегонт Лукич, — сказал он. — Приезжайте на Дауган. На охоту сходим, может, архара или козла какого подстрелим...

— Дорога знакомая, сто раз приедем, — улыбнулся Мордовцев. — Чай, не чужие теперь.

Последние напутствия, прощальные поцелуи. И вот трешпанка загремела колесами по мощенным булыжником улицам, направляясь к окраине города, откуда начиналась дорога к границе, на Дауган. Яков и прижавшаяся к нему Ольга еще раз оглянулись на дом Мордовцева, разноголосо горланивший изо всех открытых окон, улыбнулись друг другу, будто сбросили с себя давивший их груз.

Яков чувствовал, что лишь по каплям выжимает из себя скованность и напряжение, оставшиеся от встречи с матерью и отчимом. Он молчал, досадуя, что не на равных говорил с Мордовцевым. Еще и бурку взял. Да и свадьба эта свалилась как снег на голову. Однако вид пыльной дороги, бурых гор, вставших ломаной стеной до самого горизонта, весь этот знакомый с детства простор неба, в котором на немыслимой высоте пластали круги два орла, вытеснили из сердца Якова горький осадок, оставленный встречей. Перед ним постепенно раскрывался полузабытый мир чувств и красок, воскрешенный тем неповторимым ароматом сухой травы, горьковатой полыни, нагретой солнцем пыли, который, один только раз охватив путника, остается в памяти на всю жизнь.

Ольга начала было что-то тихо напевать. Потом легла на брошенное в телегу сено, подложила руки под голову, стала смотреть вдоль дороги туда, где остался в пыльном мареве город.

— Мы тоже себе отдельный домик поставим, Яша, не хуже, чем у Флегонта, — сказала она. — И столы, и стулья, все чисто заведем. Они под старость до хорошего дожили, у нас у молодых все будет.

Яков улыбнулся. На пустынной дороге, вошедшей уже в пограничную зону, никого не было. Не выпуская из рук вожжей, он наклонился и поцеловал жену.

— Жилье нам дорожное управление даст, — сказал Яков. — Работать буду хорошо, и обстановку заведем.

— Яша, долго дорогу строить? А то построите — и работы не будет?

— Пока все горы на камни не изведем, все будем строить. В одном месте наладим, в другом — селевые [9]воды путь размоют. Там уладим, в третьем месте подпорную стену в пропасть снесет. Горы живут, дышат, так просто человеку не даются. Да и караваны, фургоны, машины без устали дорогу бьют: где камень вывернут, где ям наковыряют. Не отремонтируй вовремя — через год не проедешь...

Яков соскочил с телеги, помогая коню, зашагал рядом, чувствуя, что Ольга втайне любуется его силой.

— Вон в тех отщелках мы с батяней уголь из клена жгли! — указал он. — А там вон на дрова арчу [10]рубили...

Мерно мотает головой конь. Подталкивая телегу, Яков смотрит вниз на дорогу, которая каменным ручьем течет под ногами.

— Ай потеряли что? — встревожилась Ольга.

— Нет, не потеряли, — со вздохом отозвался Яков. —

— Дорогу эту батяня строил. Все кажется: подниму голову, увижу его. То вроде он в карьерах гравий берет, то булыжины отбивает...

Якову и правда казалось, что вот еще поворот, и он увидит группу загорелых ремонтников, среди которых окажется его отец.

— Но, милый! — отворачиваясь от Ольги, чтобы она не видела его лица, прикрикнул на коня Яков.

Подъем становился все круче. Теперь с телеги сошла и Ольга. Покрикивая на лошадь, Яков подталкивал трешпанку. Ольге помогать не разрешил: и без того тревожился, не слишком ли утомительным будет для нее этот поход. А она все шла, с улыбкой посматривая на мужа.

— Тяжело, Яша?

— Ничего, заберемся!.. По дауганским вилюшкам не то что телеги, ганджинские фургоны ходили! Два коня — в дышло, два — на пристяжке! Только успевай камни под колеса подкладывать!

Знакомый вид гор, чистое небо, на котором еще не было признаков обещанной бури, постепенно вернули Якову душевный покой.

С каждым поворотом дороги перед ним открывались все новые, с детства знакомые места. Он узнавал их, радуясь узнаванию, показывал Ольге то на свесившуюся над обрывом арчу, то на желтоватую осыпь обвала, вспоминал названия троп, ущелий, карнизов.

Наконец из-за поворота выплыла поднявшаяся к поднебесью, протянувшаяся на десятки километров горная гряда Асульмы. Словно гигантские мамонты, прижавшиеся друг к другу, подняли горы к небу каменные лбы, вытянули в долину лапы, опустив между ними хоботы, да так и застыли, став на страже старинной крепости Сарма-Узур, где жил и властвовал грозный предводитель древнего племени Асульма. Крутые ущелья и тропы, отвесно спускавшиеся в долину, рассекали горы на высокие башни, похожие у подножий на бивни мамонтов.

— Колокольня Ивана Великого, — показывая на остатки старой крепости, проговорил Яков. — Считай, полдороги проехали. Только бы не прихватило дождем, пока не выехали из щели.

Он все тревожнее смотрел на вершины гор. Небо стало затягиваться дымкой, горы затуманились. С запада доносились отдаленные раскаты грома.