Черные колокола

– После драки кулаками машешь, – сказал Дьюла Хорват. – Автоматы и гранаты нам больше не понадобятся. Мы у самых врат победы. Скоро, с часу на час, выступит Имре Надь, официально признает все, что нами завоевано.

– На Большого Имре надейся, как говорится, но и сам не будь лопоухим.

Дьюла в тот день, в тот час не придал серьезного значения этим словам. Но уже на другой день он вспомнил их и понял, что за ними скрывается.

На улице Ракоци, около францисканского костела, Ласло Киш снова остановился, вышел из машины, кивнул профессору, велел телохранителям караулить «мерседес» и пошел по центру города.

Высокий, подтянутый, стройный Хорват чуть отстал от своего друга. Сделал он это скорее инстинктивно, чем сознательно. Сегодня ему было почему-то стыдно идти рядом с этим худосочным, на высоких дамских каблуках, проспиртованным, затянутым в черную гремящую кожу недоделанным человеком.

Атаман, к счастью Дьюлы, так был занят собой, что не заметил маневра профессора.

На тротуаре Ласло Киш лицом к лицу столкнулся с мужчиной в черной шляпе и теплой куртке, какие носят все жители Альфельда, Огромная ивовая корзина горбилась у него за плечами. Не мужская ноша, женская.

– Вы кто? – Атаман в изумлении остановился. – Откуда? Как сюда попали? Куда спешите?

Крестьянин смущенно, виновато улыбался, не зная, на какой вопрос раньше отвечать.

– Вы из деревни? – спросил Ласло Киш.

– Ага, деревенские, – обрадованно ответил крестьянин.

– Прекрасно! Вы мне как раз и нужны. Имею ряд вопросов. Ну, как там у вас, над Тиссой, жизнь?

– Ничего, живем, работаем. Отсеялись и вот на вашу жизнь приехали посмотреть.

– Колхоз разгромили? Председателя и парторга в колодце утопили? Землю, инвентарь, скот и семена разделили?

Степняк спокойно, внимательно посмотрел на прохожего, сказал с достоинством:

– Ничего такого не учиняли. Все на месте, как было.

– Почему? Чего ж вы зеваете? Надо ковать железо, пока горячо.

– Больно оно горячее, железо это. Как бы не обжечься.

– Вот как! Боитесь?

– Ну да. А то как же. Кузнец я, между прочим. Хорошо ковать ту железину, из какой лемех получится или, на худой конец, кочерга. А если из лемеха иголки не выкроишь, если пшик брызнет тебе в очи, – тогда, брат, рука не подымается. – Крестьянин без улыбки, серьезно посмотрел на свою темную, мозолистую, с твердыми ногтями кисть руки. – Видал, какая она у меня? Чует, дура, разбирается, где собака зарыта, где паленым волком пахнет. Вот так, дорогой товарищ, или как тебя там величают.

– Байтарш я, а не товарищ. Ясно? Документы! Ты имеешь дело с командиром революционного повстанческого отряда.

– Я давно, брат, уразумел, с кем имею дело. Вот мой вид на жительство.

Крестьянин достал паспорт, аккуратно завернутый в тряпочку, протянул его Кишу.

Поток, прохожих, одетых и обутых по-зимнему, помятых, закопченных, небритых, невыспавшихся, с голодным блеском в глазах, обтекал со всех сторон карлика-«гвардейца» и кузнеца. И никто не обращал на них особого внимания. За семь дней войны будапештцы успели привыкнуть к подобным сценам. С утра до утра теперь люди проверяют друг у друга документы. Пожалуй, только на Киша с любопытством косились прохожие – уж больно приметен он своим малым ростом и кожаной махновской курткой, перехваченной ремнями.

Мальчик придирчиво изучал паспорт кузнеца. На самом же деле он только фамилию успел прочитать. «Ну, Балинт Портиш, как с тобой поступить, свинья ты этакая? – думал Киш. – Мы тебе свободу, землю, единоличную жизнь завоевываем, а ты… маятником качаешься. Нет, далеко ты не нейтрал. Мила тебе, мужлану, дарованная колхозная земля, руками и ногами держишься за нее. Таких никакая революция не подымет на бой».

Дьюла Хорват, безучастно, молча стоявший в стороне, у заколоченной витрины магазина, подошел к Ласло Кишу, тронул его за плечо, сказал по-английски:

– Прекрати, Лаци! Пусть идет своей дорогой.

– Да ты слыхал, какая у него дорога? – по-английски возразил Мальчик.

– Слыхал. Отпусти!

Киш вернул кузнецу паспорт и строго, уже по-венгерски спросил:

– Зачем ты явился в Будапешт?

– Харч сыну привез. Голодаете вы тут, говорят.

– Где работает сын?

– Служит мой Тибор. Второй год.

– В войсках? В милиции? В АВХ?

– А кто же его знает. Военная тайна.

– Адрес.

– Бульвар Йожефа Ференца, угол шоссе Юллеи, напротив кино «Корвин», что в переулке Кишфалуди.

– Казармы Килиана, бывшие Марии Терезии?! – воскликнул атаман. – Штаб-квартира рабочего батальона, в котором отбывают службу не вполне благонадежные молодые венгры: сынки так называемых кулаков, подкулачников, то есть всех, кто любит землю и умеет на ней работать.

– Они самые.

Ласло Киш шумно, с облегчением рассмеялся. Полная неразбериха. Отец за старый режим цепляется, а сын новый утверждает. Досады как не бывало. Потеплело, посветлело на душе Мальчика. Он похлопал кузнеца по плечу, пожелал ему счастливого пути и сказал на прощание: