Черные колокола

– Йо напот киванок![3] – Карлик осклабился, сдвинул высокие каблуки, чуть склонил голову, издевательски-учтиво отрекомендовался и уже по-немецки сказал: – Командир повстанческого отряда. А вы… с кем имею честь?

Я молчал, делая вид, что не понимаю немецкий. Молчал и сын.

Атаман усмехнулся и заговорил по-английски:

– Мы вынуждены вас задержать. На тот прискорбный случай, если советские войска, покидающие Будапешт, захватят с собой наших людей. Вы – заложники. Обменяем вас на борцов за свободу. Поняли? Или вы и по-английски не кумекаете?

Сын хорошо знал английский, но не откликнулся ни единым словом. Промолчал.

А я сказал атаману по-русски:

– Мы – советские люди. Вы не имеете права так обращаться с нами. Мы находимся под защитой посольства Союза Советских Социалистических Республик. Мы протестуем против произвола и требуем освобождения и наказания виновных.

Атаман накинул на свои узенькие плечи черную кожаную куртку, сказал по-немецки:

– Ох, как хорошо вы запомнили то, что вам следует говорить! Не понимаете? Хорошо, перейдем на русский, – добавил он и, обернувшись, приказал кому-то: – Стефан, позвать королеву!

– Королеву? Какую, байтарш? – спросил «гвардеец», названный Стефаном.

– Разве их у нас много?

Стефан убежал, грохоча подкованными сапогами.

Как только на плечах атамана появилась кожаная куртка, я сразу вспомнил, где и когда я видел точно такую же, рыхлую, плоскую морду. Давным-давно, еще в детстве, в разгар гражданской войны, в донецкий городок, в котором я родился и жил, нагрянул большой отряд «зеленых». Тачанка и ржущие бешеные кони, тучи пыли, запах дегтя, навоза, махорки и самогона заполнили улочку. На одной из тачанок, окруженной всадниками, в царственном одиночестве сидел большеголовый, с рыхлым бабьим лицом человек. Это был Нестор Махно.

На батьку Махно и был похож этот командир, допрашивающий нас.

Снова послышался грохот подкованных сапог посыльного, а потом и его сиплый голос:

– Ваше приказание выполнено, байтарш. Идет!..

Через несколько минут из холодной, сырой темноты октябрьской ночи тихо и робко выступила Жужанна.

Жужанна, Жужанна!.. Я отчетливо слышал это имя, произнесенное карликом, но никак не связывал его с девушкой, известной мне по Москве, сокурсницей моего сына, немного дружившей с ним. И только теперь, когда увидел девушку, стоявшую невдалеке от разбойничьего костра, на границе света и тьмы, смуглолицую, темноволосую, с незабываемыми глазами, большими и черными, я понял, что Жужанна, королева, и есть та мадьярка, которая бывала иногда в нашем московском доме.

Я понял это, но не поверил глазам. Не столько глазам, сколько сердцу. Жужанна – и этот!.. Жужанна Хорват, дочь чепельского рабочего, старого коммуниста, сестра известного поэта Дьюлы Хорвата, профессора-лингвиста, одна из первых венгерских девушек, окончивших Московский университет, отлично знающая русский, влюбленная во все советское. Жужа, правдивая Жужа, честная, озорная, лукавая Жужка, как звали ее близкие друзья, смелая и чистая в каждом своем душевном порыве, во всех своих помыслах!.. Что у нее общего с атаманом контрреволюционной шайки? Как она попала в его компанию? Почему она стала для него королевой? Какой ценой получила власть над ним?

Мы с сыном молча, выжидательно и пытливо смотрели на Жужанну. Она тоже молча вглядывалась в нас. Вероятно, в выражениях наших лиц, в наших глазах она ясно прочитала то, что мы хотели немедленно узнать, и не стала томить нас. Бросилась к нам, горько расплакалась и заговорила, сначала по-венгерски, а потом по-русски:

– Здравствуйте, товарищи!.. Узнали? Да, это я, Жужка. Та самая, не бойтесь. Да, да. Не спрашивайте, как я попала к этим… Потом расскажу. А вы?.. Давно в Будапеште? Почему сразу не пришли к нам? Почему вас схватили?

Атаман что-то сказал Жужанне по-венгерски, недовольно, с оттенком удивления, – вероятно, спрашивал, что значат эти объятия с русскими, эти слезы. Жужанна подбежала к нему, что-то долго и горячо говорила. Байтарш с улыбкой смотрел на девушку, внимательно ее слушал, изредка поглядывая на притихших «гвардейцев». Наконец он вздохнул, кивнул громадной своей головой в нашу сторону.

– Освободить!

– Вы свободны! – закричала Жужанна и обняла нас. – Пойдемте отсюда скорее!

Через час мы уже были вне опасности, в тихой квартире тетки Жужанны. Там мы и жили все черные дни контрреволюции. Отсюда мы совершали свои вылазки в клокочущий огнем и страстями Будапешт, ни с кем не вступая в разговор.