Читаем Черные колокола полностью

Кардинал с нежным сочувствием посмотрел на незнакомого ему человека и вздохнул:

– Кажется, каждый честный человек в то или другое время сидел в тюрьме.

Пресс-конференция велась необычно, как и полагалось во фронтовом городе. Все корреспонденты стояли тесной кучкой. Стоял и тот, кого интервьюировали. Лицо белое, с тонкими губами. Холеная женственная рука, опирающаяся на стол, дрожит, выдавая волнение кардинала. Пурпурный атлас пояса переливается, излучает тревожный свет, свет пожаров и горячей, только что пролитой крови.

В ответ на вопрос, что бы кардинал прежде всего хотел довести до сведения Запада, Миндсенти воскликнул:

– Надо оказать нам поддержку в политическом отношении и помочь в этой критической обстановке. – Потом кардинал нахмурился и сказал низким, мрачноватым голосом, голосом инквизитора, предающего инаковерующего анафеме: – Вся Венгрия требует, чтобы русские покинули страну, так как мадьяры хотят работать для себя и для своей собственной страны.

Кто-то из журналистов спросил кардинала, известно ли папе римскому о том, что венгерский кардинал освобожден, прибыл в Будапешт, и установлен ли с папой контакт. Миндсенти неосторожно, в припадке гордости и тщеславия, что впоследствии принесло ему немало неприятностей, ответил:

– Да, известно. Святой престол прислал мне свои высокие поздравления и благословение. Я, конечно, хотел бы сам поехать в Рим. Я должен многое рассказать святейшему престолу. Однако это невозможно в настоящее время.

Корреспонденты переглянулись.

Черный Султан был настороже и успел перехватить иронические взгляды прожженных циников, ловцов новостей, для которых в мире нет ничего святого, даже в облике папы.

На этот раз у них был хороший повод для иронии. Поняли, пройдохи, что кардинал по простоте душевной, вдруг обуявшей его, как молодого тщеславца, выболтал и свои и ватиканские секреты. Только завтра или даже послезавтра Венгрия и мир должны были узнать о папском благословении, а не сегодня. Рано! Поторопился кардинал и насмешил прессу. К счастью, дальше иронических взглядов корреспонденты не пошли. Пресс-конференция продолжалась без каких-либо осложнений и шероховатостей.

То ли оттого, что кардинал понял свою оплошность и захотел искупить вину, то ли потому, что вошел в роль, он засиял белым блеском и с каждой минутой вырастал в глазах Вечери.

Наконец примас взметнулся на самый высокий уровень, на котором патер не ожидал увидеть его теперь, после такого трудного дня.

Это произошло в самый разгар пресс-конференции.

– Ваше преосвященство, считаете ли вы, что будущее Венгрии является многообещающим? – спросил американец.

Кардинал подумал, перебирая черные тяжелые четки, выгодно оттененные пурпуром мантии, поправил массивный крест на груди, машинально, не отдавая себе отчета в том, что делает, поиграл с ним, как заядлый курильщик играет мундштуком, сигаретой или красивой зажигалкой. Затем поднял сияющие глаза на журналиста, почтительно ждущего ответа, и твердо сказал:

– Конечно!

Поощренные хорошим настроением хозяина замка, его прямыми, ясными ответами, корреспонденты захотели получить прямой ответ и на вопрос, волновавший сегодня всю Венгрию: быть или не быть Миндсенти главой государства.

– Ваше преосвященство, прошу вас прокомментировать сообщение о том, что некоторые политические группировки хотели выдвинуть вас на пост премьер-министра.

Вопрос этот подействовал прежде всего на патера Вечери. Черный Султан с возмущением вскинул седую голову.

Возмутился и кардинал. Исчезло сияние в его счастливых глазах. Втянулись бледные губы. Потемнело, помрачнело лицо.

Холодным, отчужденным взглядом скользнул он по растерянным лицам корреспондентов, твердо сказал:

– Я примас церкви, – и демонстративно покинул комнату.

Патер Вечери сейчас же объявил:

– Господа, пресс-конференция закончена! «Прекрасно, ваше преосвященство. Чудесно!» —

С такими мыслями Черный Султан вышел вслед за своим подопечным.

<p><strong>ТАЙНОЕ И ЯВНОЕ</strong></p>

Секретарша вошла в кабинет премьер-министра и, экономя силы, не пошла дальше порога. Опираясь о дверной косяк, раздраженно доложила:

– Еще одна делегация!

Имре Надь поднял голову от кипы бумаг, лежащих перед ним, и с тоской посмотрел на электрический, с благоухающим кофе стеклянный сосуд.

– Но вы же знаете, милая!.. Откажите!

– Отказывала. Не уходят. Требуют приема.

– Кто такие? Откуда?

– Делегаты от вашей… коммунистической партии.

– Вот как! – В темных безжизненных глазах Имре Надя блеснул живой огонек. – Интересно! Всякие были делегации, но такой… Не жди! Кто такие?

– Инженер Гашпар Альфельди, профессор Михай Бартоти, доктор Арпад Ковач.

– Доктор… Мой бывший коллега по институту!..

– Кажется, этот. Что им сказать?

– Просите!

Секретарша вышла, а Имре Надь, собрав и спрятав бумаги, направился к двери с намерением встретить делегацию у порога, оказать ей высокое гостеприимство. Не успел. Встреча произошла посреди кабинета. С инженером Альфельди и профессором Бартоти премьер-министр поздоровался просто любезно. Арпаду Ковач он крепко пожал руку, задержал в своей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза