С этого момента он сам встал у насоса и не отходил от него, пока вся работа не была закончена.
Члены комиссии настояли — и это делает им честь — на том, чтобы остаться вместе с Иваном, пообещав, что будут немы, как рыбы: за исключением Ивана, никому не разрешалось говорить ни слова.
После сигнала к пуску насоса из-под земли донесся чуть слышный плеск льющейся воды, словно где-то глубоко высвободившийся поток устремился через прорванный шлюз.
На первых порах машина работала вполсилы.
Через полчаса к шуму воды начал примешиваться какой-то глухой гул, похожий на гул, что остается в воздухе после удара колокола, — но не постепенно затухающий отзвук колокола, а напротив, все возрастающая вибрация.
Землю трясло, как в лихорадке.
Она заметно дрожала под ногами у людей.
И те, у кого под ногами дрожала земля, тоже дрожали вместе с ней. Дрожь передавалась всем людям.
Только один человек был спокоен: Иван.
Он деловито следил за показаниями приборов: за хронометром, за термометром машины, за малейшими колебаниями стрелки барометра, за расходом озона и электроэнергии и заносил свои наблюдения в записную книжку.
Через час он дал знак механику.
— Сильнее!..
И тогда под землей разразилась битва титанов.
Из глубин земных недр, словно эхо небесного грома, донеслись долгие глухие раскаты; каждый заканчивался ощутимым толчком.
Теперь уже сотрясались все строения на поверхности земли, трепетали верхушки тополей, и крест на колокольне, дрожа и колеблясь, навевал ужас на всю долину.
Под землей неистовствовали, ревели, трубили сонмы повергаемых гигантов, приподымая плечами, толкая головой неподвижную оболочку; вой запертой в пещеру стихии, рев великана, разрывающего цепи, безумный хохот Левиафана заглушали друг друга.
Люди, онемев, окаменев, уставились на Ивана; их упорные взгляды вопрошали:
«Что ты делаешь? Ты бросил против нас всю преисподнюю, всех ее духов!»
В глазах Ивана светился одухотворенный восторг, взор его словно ободрял малодушных:
«Не бойтесь! Я наступил ногой на голову Левиафана!»
Три долгих часа длится это подземное сражение.
Земля содрогается под ногами. Люди шатаются, словно в дурмане, им трудно ходить по земле, и они упрекают мастера: «Разве ты бог, чтобы вызывать землетрясения?»
Иван не обращает внимания на их страхи.
Он снова подает знак механику.
— На полную мощность!..
И машина — творение божественной силы человеческого разума — вновь осаждает врата ада.
Подземные толчки учащаются, становятся все сильнее, глубокий гул перерастает в оглушительный грохот.
«Конец наш пришел!» — стонут по всей долине мужчины и женщины.
И тут пронзительный звук вдруг прорезает воздух. Словно свист через жерло вулкана. Гром, заключенный в трубу органа.
Из ранее замурованного колодца акционерной шахты с ужасающей быстротой вырывается белый столб пара и, достигнув холодных слоев воздуха, образует среди ясного неба круглое облако, которое тотчас же проливается дождем. Заходящее солнце окружает его радугой.
И тут подземные толчки разом стихают, только пронзительный вой рвущегося в поднебесье пара разносится далеко по долине. Люди за шесть верст от шахты останавливаются и спрашивают: «Что за чудовище ревет там?» Иван и здесь проявляет предусмотрительность:
— Пал! Собери в дождемер влагу, я хочу знать состав выпадающих осадков.
И он знаком велит механику остановить машину. Даже лоб у него не покрылся испариной от сатанинской работы.
Когда дождемер был наполнен, Иван перелил собранную влагу в склянку и спрятал ее в карман.
— Ну, господа, теперь можете идти ужинать. Работа окончена.
— Пожар потушен? — спросил Шпитцхазе.
— По всей вероятности!
— А что это за столб пара?
— Он продержится до полуночи, да и потом еще долго будет выделяться пар. Ступайте ужинать! А меня ждет спешное дело дома.
Будто кто-то мог есть! У всех от волнения кусок не шел в горло.
Пар продолжал бить столбом из шахтного колодца; теперь вокруг него образовалось уже большое облако, оно вобрало в себя атмосферные испарения, и полил проливной дождь. Сверкали беззвучные молнии. Но никто не ушел под крышу, господа надели резиновые плащи, крестьяне набросили сермяги и наблюдали за необычным явлением природы. Дождь стал затихать лишь часам к десяти вечера; тогда облако постепенно спустилось ниже, белые клубы заметно опали, и пар вырывался уже без прежнего свиста, правда, еще нет-нет, да и взревет, заклубится; белое облако то и дело полыхало зарницами, но без громовых раскатов и без ослепительных молний. Затем гигантский паровой столб сник окончательно, пропал в самой глубине колодца, и только изредка, на несколько минут еще вскидывал белую косматую гриву, но уже никого не пугал своим ревом. Земля успокоилась и перестала сотрясаться. Подземный гул утих. У дальней церкви раздалось протяжное пение: «Аллилуйя, аллилуйя!» Народ с хоругвями и лампадами собрался на вечерний крестный ход.
Господа, вернувшись в трактир, застали там Ивана, ужинавшего в одиночестве.
И он может в такую минуту есть!
А Ивану в этот момент пришло в голову, что он такой же человек, как и все, вот он и принялся за мясо с картошкой.