Черновик

Но у тех в глазах не было растерянности – может, вправду адресом ошиблись, – ненависти или злобы, только вероломство, как у кадетов. И продолжали поколачивать его, но как-то странно: осторожно, даже заботливо, будто опасались повредить. Он не мог понять, чего больше в их стараниях: угодливости или энтузиазма? И сам пошел в атаку. А те, будто ждали, и усилили нажим. До чужой победы было рукой подать. Его спас огнетушитель, что вдруг зашевелился и совсем не страшно выпустил порцию пены, жидким ручейком побежавшую по погасшей стене.

Мужчины в ужасе застыли, будто завидели вражеский танк. Он не стал ждать. Сорвал огнетушитель и, размахивая им, погнал пришельцев к двери, задев по дороге одного, а потом второго, тяжелым красным цилиндром, что продолжал пенить. Поглядел на зубы, оставленные ими лежать на полу. Вынес за дверь обоих. Прислонил к стене. И, не вспомнив про чайник со спиртом, покатил тележку с кастрюлями к лифту под вестибюлем Клиники.

Он почти добрался до цели, когда за спиной услышал незнакомый шум. Обернулся и увидел двух давешних щеголей на велосипедах, что старательно крутили педали, приближаясь к нему. «Психи», – промелькнуло в голове, и тут же переднее колесо одно из велосипедов въехало в пах с такой силой, что согнулся пополам, остановив дыхание. И следом – удар в голову. Боль внизу прошла, словно не было.

Он разогнулся и спросил удивленно: – Вам чего, чуваки?

– Познакомиться хотим, – успокоил один.

– Не позволю заниматься браконьерством на своей территории, – заорал он раздраженно и двинулся к разговорчивому, целя кулаком в голову. А когда понял, что промахнулся, удар другого свалил его самого.

Он лежал на влажном бетонном полу Коллайдера и разглядывал колею, продавленную за два десятилетия тележками с едой, покойниками, тюками с грязным и чистым бельем. Вставать и продолжать боевые действия не хотелось. «Еда остывает», – мелькнула мысль, но не заставила подняться. Подошли велосипедисты. Постояли, помолчали, а следом по лицу, рукам, по халату, надетому на голое тело, зажурчали струи чужой обжигающей мочи. Этого он вынести не мог. Медленно поднялся, не пытаясь увернуться от унизительных струй. Только чувствовал, что тело, будто размерами растет, набираясь силой, и тяжелеют кулаки. И удивляясь несправедливостью, свалил обоих. Посмотрел на зубы, что добавились лежать на полу, и пустился наутек. Бежал, не экономя себя. Но шум от велосипедов за спиной приближался. Коллайдер был пуст, словно вымер. Молчание преследователей пугало. И думал обреченно: «Вряд ли убегу». И готовился претерпеть от них.

Проскочил поворот к пищеблоку, потом к прачечной. Велосипедисты следовали по пятам. Сделал рывок и успел незамеченным свернуть к моргу.

У лифта ждали подъема в патологоанатомическое отделение несколько каталок с покойниками. Рядом – санитары: стояли, сидели на корточках, курили. Он не стал здороваться. Ухватил каталку с покойником, приподнял, уложил головной конец на колено, надеясь, что покойник привязан. Приподнял вторую. Послышался шум колес. Велосипедисты крутили педали, опустив головы. А когда подъехали почти вплотную, встал во весь рост и поднял обе каталки вертикально. Простыни сползли, и голые мертвецы, привязанные к каталкам, предстали во всей красе. У одного сочилась сукровица из-под наклейки на свежей послеоперационной ране на груди. У другой, тучной женщины, швы по средней линии живота разошлись и петли тонкого кишечника, и часть толстого с гнойно-фибринозными налетами, вывалились на бедра.

Санитары знали, каких трудов стоило удерживать каталки с покойниками. И сказал один другому: – «Носорог плохо видит, но при таком весе это не его беда».

Он подержал мертвецов, давая возможность насладиться зрелищем, и толкнул на преследователей. Но тем было уже все равно. Побросав велосипеды и закатив глаза, они ползали по трупам и не сдерживали рвоту.

– Свезите велосипеды ко мне в номер, – попросил он санитаров. – А этим – посмотрел на ползающих мужчин, – дайте обмыться и выведите наружу через котельную. – Вспомнил про остывающую еду для больных. Заторопился. Поправил указательным пальцем несуществующие очки и двинулся обратно…

Перед дверью грузового лифта Клиники толпились врачи. Он поздоровался и протиснул тележку с едой сквозь толпу. Подошел лифт. Незнакомая деваха в сером халате, странно красивая и худая, как молодая Симона Синьоре, отодвинула металлическую решетку. Он вкатил тележку, помог закрыть дверь. Бросил спиной: – Седьмой! – и принялся разглядывать индикаторные лампочки над головой. Между пятым и шестым этажами неожиданно нажал кнопку «Стоп». Повернулся. Пробрался к девахе. Приподнял, усадил на больничную каталку, крытую оранжевой клеенкой. Задержался глазами на удивленном лице со следами свежих побоев и сунул руку под халат, нащупывая резинку на трусах, – Торопишься? – поинтересовалась лифтерша. – Скажи пару слов для приличия. Не хочу становиться легкой добычей.

Он не стал докучать расспросами: – Новенькая?

– Это все? Тебе будет стыдно потом. – Она не очень старательно отбивалась.