Чернолунье

Чаще всего, эти «изменения» связаны с монстрами. Детей превращали в получудищ-полулюдей, а неудачные эксперименты отпускали в лес. Бедные дети, потерявшие рассудок, ведомые какими-то неизвестными инстинктами всегда стремились вернуться к людям, к своей семье, друзьям. Но вместо приятного воссоединения мутанты начинали этих людей сжирать.

Тогда и появились наёмнические разведотряды из городов, находящихся близ Проклятого леса.

Как-то раз Байард сам стал свидетелем «воссоединения семьи». Случился налёт монстров на одну маленькую деревушку. Наёмники быстро среагировали на вызов и уничтожили всех чудищ, но одно сумело ускользнуть. Байард погнался за ним и догнал возле деревянного амбара.

Уродливое чудовище, замерло у дверей, будто в нерешительности, и тогда Байард сумел хорошо его рассмотреть. Два метра ростом, с бравыми плечами, поросшими шерстью и мощными лысыми собачьим лапами вместо ног. Острые когти, свергающие, как кинжалы клыки. Из вытянутой волчьей пасти, по губам стекала не слюна, а какая-то… чёрная, густая смола. Что-то похожее на эту «смолу» венами змеилось под кожей монстра. А чернильно-чёрных глазах его стояли… слёзы.

Байард как наяву слышал жалобный детский плач, исходивший из пасти. Сначала он подумал, что монстр проглотил ребёнка, но нет. Определённо точно звук издавал сам зверь.

Из амбара вышла женщина и обомлела. Корыто с водой выпало из её рук, а вода расплескалась на землю. От ужаса ноги её подкосились, монстр сделал к ней несколько неуверенных шагов и склонил над ней свою клыкастую морду. Женщина тряслась от страха, но потом посмотрела чудовищу в глаза и произнесла: «Маркус?».

Имя эхом отдалось в голове Байарда. Это воспоминание до сих пор приходит к нему во снах и каждый раз женщина с тихой надеждой произносит имя монстра. Нет. Ребенка.

«Маркус».

Женщина протянула руку к его морде, и ребёнок внутри него зарыдал громче и отчаянней. И в следующую секунду откусил женщине голову.

Слезы текли из его глаз, но он продолжал с животной яростью вгрызаться в её тело. Он рвал её на куски, кровь обагрила пасть и лапы. Гробовую тишину вокруг прерывал лишь чавкающий, хлюпающий звук.

Тогда Байард впервые столкнулся с одним из неудачных экспериментов секты.

Лилит находилась среди детей, перевозимых на поезде и ввязалась в конфликт с одним из перевозчиков. Она кричала и отчаянно билась, хваталась за мальчика, которого хотели увести. Его «избрали» новым подопытным.

Лицо мальчишки было белее мела, руки ходили ходуном, но внешне он оставался спокоен. Не хотел пугать свою подружку ещё больше, храбрился. Он грубо прервал её протесты и толкнул обратно в вагон. Лилит тут же подхватили другие дети, но она ещё долго продолжала вырываться и кричать ему в след.

Байарда поразило её безрассудное благородство, упорство и попытки спасти друга, даже зная, что это бесполезно. Она напомнила его самого в молодости: глупого и горячего, сражающегося за справедливость и товарищей.

Один из «перевозчиков» ударил девчонку кулаком в живот. Она скорчилась на земле от боли, а второй добавил металлическим прутом по спине, судя по его ругательствам, она укусила его, когда вырывалась.

Но Лилит не сдавалась, бросила ему в лицо оскорбления. Мужчина размахнулся прутом, дабы ударить по её наглой улыбке, но Байард схватил его за руку.

Он сам толком не понимал, зачем решил вступиться за безродную девчонку. Спасение её жизни ничего ему не даст. Но когда подошли остальные наемники, он уже выкупил Лилит у работорговцев.

Он нашел в этой маленькой нахальной девочке с бесстрастным кукольным лицом новый смысл жизни. Он решил, что будет воспитывать её сильной, чтобы она смогла постоять за себя и свой скверный язык и не умерла глупой смертью в какой-нибудь подворотне. И чтобы в следующий раз смогла защитить своих друзей.

Так и вышло, Байард обучал Лилит, а она заменила ему семью, стала той нерождённой дочерью. Но когда пришло время выпустить птенца из гнезда, он не смог.

Музыка граммофона стихла, и Байард приподнял головку проигрывателя, вытащил пластинку и бережно уложил в коробку рядом.

– Лилит не любит твой подарок, Эмили, – обратился он в пустоту, ласково погладив раструб.

Эмили. Так звали его жену. Она однажды подарила ему этот граммофон. Притащила из какого-то ломбарда, где отхватила его за полцены. Старенький и местами пошарпанный он выглядел, мягко говоря, непрезентабельно.

Первая пластинка, которую они поставили, была джазовой композицией, не этой, но очень похожей. Всегда, когда он хотел вспомнить свою жену, то ставил джазовую пластинку в проигрыватель.

Лилит не любила джаз, по вечерам и не только он играл отовсюду. Её можно понять: каждому надоест слушать одни и те же мотивы постоянно, каждый день.

Колокольчик на двери звякнул. И Байард повернулся, надеясь увидеть в дверях Лилит, гневную от собственного смущения, с раскрасневшимися щеками. Она бы выкрикнула прощания, прозвучавшие скорей как ругательства, хлопнула бы дверью и, пыхтя, быстро побрела бы прочь.