Несмотря на позднюю ночь, в церкви было довольно светло. Красный месяц проливал свой свет в многочисленные стрельчатые окна, и Эмма прекрасно видела куда шла.
Это была длинная дорога до туалета, но если бы она пошла короткой, рисковала бы разбудить чутких смотрительниц и нарваться на проблемы. А проблем у нее было по горло из-за того, что хотела посмотреть на фейерверк и вернуться после отбоя. И что в этом такого? Она уже не маленькая и тем более была не одна!
Эмма сонно протерла глаза и осмотрелась. Куда же теперь идти…
Из-за входной двери послышался несильный, но настойчивый стук. Эмма вздрогнула. Кому приспичило идти в церковь среди ночи?
Кто-то с силой задергал ручку, но дверь не поддалась. Ночью её закрывают изнутри, как раньше делали в крепостях: поперек внутренних железных крюков кладут деревянный брусок.
Эмма сглотнула и направилась к двери. Вдруг кто-то из нарушительниц порядка, как и она сама, всё же сумел остаться на фейерверк и теперь пытался вернутся. Дверь ведь закрывают после отбоя.
– Кто там? – шепотом спросила она и попыталась увидеть что-то через узкую щелочку между дверными створками.
– Дитя! – облегченно воскликнул скрипучий женский голос. – Это бабушка. Прошу впусти меня. Я прихожанка этой церкви. Мне нужна помощь…
– Но сейчас ночь, я не могу вас впустить, – растерянно ответила Эмма. – Приходите завтра утром.
– Я не могу… – голос женщины дрогнул, почти срываясь на плач. – Мне больше не к кому обратиться! Я пришла к церкви в надежде на кров, – сквозь слёзы пролепетала она. – Бандиты ограбили меня, забрали деньги и ключи от квартиры. Я не могу вернуться. Мне совсем негде переждать ночь. Прошу, впусти меня переночевать! – взмолилась она, припав руками к щёлочке.
Эмма отпрянула.
– Я-я, – заткнулась она, отступая от двери. – Спрошу у настоятельниц…
Ей хотелось убежать. Что-то в этой женщине, в её голосе и словах было не так и необъяснимо пугало девчонку.
– Мне так холодно, дитя, – умоляюще затараторила она. – И, кажется, я ранена. Боюсь, не дотерплю до твоего возвращения…
– Ладно-ладно! – нервно воскликнула Эмма, хватаясь пальцами за тяжелый брусок. – Сейчас открою. Только прошу, успокойтесь, бабушка, и не шумите.
Она приподняла доску и, потянув за ручку, подумала, как это странно, представляться бабушкой, обычно люди называют хотя бы своё имя. И почему, если её ограбили, она пошла в церковь, а не в полицию?..
Но развивать эту мысль было уже поздно. Дверь приоткрылась, и костлявые пальцы схватились за створку, а из тьмы на Эмму устремился один ярко-рубиновый глаз, а второй – широко распахнутая пустая глазница.
Эмма долго не возвращалась, и Лилит занервничала. Сколько можно ходить в туалет в одной ночной рубашке, да ещё и босиком? Где она пропадает.
Нехорошее предчувствие стеснило её грудь. Лилит села в кровати и уже намеревалась встать, как вдруг распахнулась дверь, и в комнату влетела взъерошенная, перепуганная до смерти Ники. Она была в одном тапочке и в той же в ночной рубашке длиной до щиколоток.
– Пожар! – крикнула она, тяжело дыша. – Быстрее собирайтесь! Всех эвакуируют! В коридор!
– Постой, Ники! – позвала Лилит, вскакивая на ноги, но девушка не слушала её и уже умчалась в следующую комнату будить остальных.
Лилит чувствовала, что-то было не так, да и Эмма не вернулась! Была вероятность, что она первая увидела пожар и начала предупреждать всех и сейчас помогает с эвакуацией, но Лилит в это слабо верилось. Инстинкты так и били в голове: с ней что-то случилось!
Брюнетка натянула штаны, рубашку, корсет и фрак, проверила кинжал в голенище сапога. Она с сожалением подметила, что Дай так и не вернул ей ни другой кинжал, ни её любимый револьвер.
Раздосадовано цыкнув, она вышла из комнаты. И столкнулась с пастором Элриком.
– Ты почему ещё здесь? – Резко спросил он. – Все эвакуируются!
По-своему расценив мрачное выражение лица Лилит, он сказал:
– Быстрее! Всех выводят через служебный выход. Иди вперёд по коридору и…
– Эммы не было со мной! – взволнованно накинулась на него Лилит. – Она вышла из комнаты полчаса назад и так и не вернулась.
Элрик закусил губу.
– Я не видел её среди эвакуированных…
– Откуда начался пожар? – нетерпеливо схватилась за рукав белой сутаны девушка.
– Нет. Даже не думай. Я тебя туда не пущу, – он хотел перехватить её руку, но Лилит ловко ушла в сторону.
– Скажите! – настойчиво потребовала она.
Уверенный взгляд чёрных глаз встретился с грустными бледно-голубыми.
– Внизу, в церкви, – нехотя выдавил он.
– Я найду её! – крикнула Лилит и рванула туда, откуда доносился запах гари. – Не волнуйтесь за меня! Идите!
Она бежала по коридорам, на которые перекочевало пламя, но не простое оранжевое, согревающее, которое Лилит любила, а пугающее, инородное – зелёное.
Лилит заткнула нос рукавом фрака, старалась реже дышать. Невыносимый запах гари и серы упрямо лез в ноздри, царапал горло.
Глаза слезились, но Лилит искала дорогу не столько по памяти зрительной, сколько по интуиции.