Чернолесье

Убитых похоронили при дороге. Нуту и другим погибшим людям Бажана вырыли неглубокие могилы, а разбойников просто побросали в общую яму. На это ушел весь день, на исходе которого все были подавленными и уставшими, еще сильнее, чем сразу после битвы.

Здесь же у дороги едва не оставили и Джипа — один из разбойников в самом начале драки зачем-то рубанул его саблей, и ни в чем не повинное животное чуть не истекло кровью. Однако бажанов коновал, к счастью, выживший в сражении, сделал ему какую-то примочку и заверил меня, что скотинка будет жить, если не изнурять ее работой. Я решил, что тюки мы с Винсом до Кернадала будем тащить на себе.

Меня мутило при одной мысли о случившемся. Вспоминая, как мой топор крушил человеческие кости, я кривил лицо и зажмуривал глаза, а желудок сжимался, подступая к самому горлу. Заметивший мое состояние Бажан угостил меня яблочным вином и не возражал, когда я опорожнил целую бутылку.

— Благодарю вас, ваше инородие, — проворил он, когда ночью мы сидели у костра возле свежей могилы Нуту. — Пропали бы мы без вас, что и говорить. Как теперь в Кирхайм идти — не знаю.

— Так ведь недалеко уже, кажется? — спросил я, думая о своем.

— Да недели две еще, — ответил Бажан. — Правда, скоро уже обжитые места пойдут, деревни. Там не так страшно. Ты это… можно мне, старику, на ты-то?

— Конечно, — кивнул я.

— На вот, возьми что-нибудь. Тебе тоже причитается — военная добыча, как-никак.

С этими словами он протянул мне запачканный кровью холщовый мешок, в котором обнаружилась горсть золотых перстней с массивными, явно не очень дорогими камнями, три браслета и две цепочки.

— Бери что хочешь, — пояснил он. — Мои ребята с этих монахов чертовых насобирали, чтоб им в бездне вечно тонуть.

Я стал рассматривать собранные в мешок трофеи. Многие были окровавлены, а к одному из перстней пристал кусок кожи — смахивало на то, что кто-то из людей Бажана отрубил его вместе с пальцем. Меня едва не вырвало при мысли об этом, и я уже хотел сказать, что ничего себе не возьму, как вдруг взор упал на один из браслетов. Был он точь-в-точь, как мой, с таким же синим камнем и резиновым ремешком. Совпадением это быть не могло — в этом мире не знали резины.

— Послушайте, а не было ли среди этих разбойников кого-то с меткой, как у меня? — спросил я, показывая Бажану браслет.

— Нет, никого не было, я бы заметил, — ответил он. — А эта вещица лежала в кармане у того, одноглазого. Я его, грешный человек, самолично обыскивал.

— Тогда я возьму это, если можно, — ответил я. Эти люди разбойничали неподалеку от Кернадала — значит, возможно, что браслет сняли с кого-то из тамошних жителей. Вероятно, стоило отнести ее туда.

Я вгляделся в глубину синего кристалла. У Олега кристалл был желтым, и он говорил, что синие встречаются достаточно редко — бог весть, почему. Может, просто потому, что синих стекляшек на складе у Грановского было меньше, а может быть, есть какие-то другие причины.

— Кто же ты, парень? — спросил я, глядя на играющие на поверхности кристалла огненные блики. — И как тебя так угораздило?

Глава 13

Дорога на Кернадал, на которую мы свернули на следующий день, оказалась прямой и совершенно безлюдной, даже по сравнению с Чернолесским трактом. Уже через пару часов пути, по бокам от нее стали попадаться знакомые деревья с черными листьями: несмотря на позднюю осень, они все еще не облетели.

Вскоре исчезли птицы. В лесу стояла тишина — нехорошая, мертвая, давящая. Кажется, в свой первый визит в Чернолесье я был слишком удивлен и напуган, чтобы это осознать, а теперь она навалилась на меня и душила, словно огромный паук-людоед.

В одном месте мы проехали через заброшенную деревню. Половина изб в ней выгорела, остальные стояли подгнившие и наполовину ушедшие в землю, бессмысленно глядя по сторонам слепыми дырами окон. Запах пепла сливался здесь с запахом тлена и плесени. Ни в один из домов я даже не решился зайти: напротив, подстегнул заупрямившегося, было, Джипа, чтобы проехать гиблое место побыстрее.

Винс, который почти все дорогу от Брукмера, распевал песни и беззаботно болтал, теперь тоже притих, и то и дело настороженно озирался по сторонам и жался к теплому бараньему боку. Любопытно, что именно он первым почувствовал, когда к нам стал приближаться ходячий мертвец: съежился и указал в кусты, откуда тот еще не успел появиться. Я легко уложил тварь выстрелом из крикета, подивившись интуиции своего камердинера.

На второй день пути, когда свинцовая тишина совсем меня издергала, я вдруг заслышал в придорожных кустах шорох и на всякий случай снова достал из футляра крикет, решив, что это еще один гость из загробного мира.

Однако стоило мне приготовиться к стрельбе, как из кустов появилась девушка: высокая, немного ссутулившаяся и явно уставшая, со слипшимися на лбу русыми волосами, не скрывавшими, однако, егерскую метку. Одета она была в мешковатое черное платье и теплый плащ, а в руках сжимала посох с навершием, затейливо оплетенным кожаными ремешками.