Черниговцы. Повесть о восстании Черниговского полка

Солдатские ряды дрогнули, но тотчас застыли в прежнем оцепенении. Вспыхнула искра и погасла. Бледный солдат, со спущенными ремнями, по-прежнему стоял перед фронтом, уставившись на Сергея ничего не понимающим взглядом.

— Солдат неповинен, господин полковник, — внятным голосом повторил Сергей. — Он давно числится в моей роте и никогда не подвергался взысканиям.

Полковник Гурко оторопел. Ему известно было, что Сергей из знатной фамилии. А он всегда искал связей со знатью. Он смотрел на хмурое, сосредоточенное лицо Сергея, не обещавшее ничего хорошего, и вдруг смущенно залепетал по-французски:

— Но, мой друг… вы понимаете… Обязанности службы повелевают…

Потом, овладев собой, сделал гримасу и сказал по-русски:

— Впрочем, ступайте на место, господин штабс-капитан. Ваше ходатайство будет принято во внимание. Я прощаю солдата.

Учение кончилось. Ружья были составлены в козлы. Полковник Гурко удалился. Сергей стоял, окруженный офицерами. Солдаты его роты, кучками собравшиеся посреди манежа, хвастливо поглядывали на товарищей из других рот.

— Славно отбрил! — говорили ласковые голоса. — Наш-то не выдаст!

Приехал наконец император. Начались смотры и парады. А по ночам происходили заседания тайного общества. Собирались обыкновенно в помещении штаба у Александра Николаевича Муравьева, в его кабинете, где топился камин.

Говорили о бездействии общества и обвиняли во всем устав Пестеля, который, по мнению большинства, способен был только устрашить вновь вступающих.

Требования устава находили чрезмерными. Членам общества воспрещалось покидать службу, так как ко времени предполагаемого переворота нужно было, чтоб все важнейшие места были в распоряжении восставших; члены низших разрядов обязаны были безусловным повиновением боярам — членам Верховной думы, а каждый боярин должен был беспрекословно подчиняться большинству голосов в думе; выход из общества был закрыт, а в случае измены грозила кара.

Устав называли якобинским. Михаил Муравьев прямо заявлял, что не войдет в общество, пока не отменят этот устав и не напишут новый.

— Я еще в Петербурге отказался, — говорил он, — и от своего мнения не отступлюсь. Пестель рассуждает так, будто завтра же хочет начать революцию и рубить головы направо и налево. Это чистый якобинец, прямой последователь правил Марата. Не хватает только кинжала да яда.

Александр Николаевич стал на сторону брата и повторял его доводы. Никита Муравьев колебался. Он соглашался, что устав, пожалуй, неудобен для первоначальных действий общества, но видно было, что он ему вообще не нравится.

Один Сергей настаивал на сохранении устава.

— Сила общества, — говорил он, — не в его многочисленности, а в единстве действий и в ясности целей. Пусть оно будет меньше числом, но зато составлено из людей, готовых на все жертвы. Наконец, вы должны помнить, что устав принят с общего согласия и мы дали присягу его соблюдать.

— С Пестелем мудрено спорить, — заметил со вздохом Александр Николаевич. — Оттого и согласились.

Убеждения Сергея ни на кого не подействовали. Даже Матвей молчал, видимо осуждая поведение брата. Было постановлено прежний устав уничтожить, а составление нового поручить Михаилу Муравьеву и Никите. Александр Николаевич достал из письменного стола аккуратную рукопись Пестеля, его брат Михаил с довольной улыбкой поправил уголья в камине, и рукопись была брошена в огонь. Сергей задумчиво смотрел, как скорчились и потом сразу вспыхнули листы, исписанные мелким почерком Пестеля.

Вскоре было составлено новое общество под названием «Союз благоденствия». Никита достал печатный устав немецкого тугендбунда[32] и, взяв его в образец, принялся вместе с Михаилом Муравьевым за работу. В несколько дней устав был готов. В первом же параграфе говорилось, что общество имеет целью бороться со злоупотреблениями и тем самым содействовать благим намерениям правительства. Далее указывалось, что главной задачей общества является благотворительная и просветительная деятельность. Члены общества должны были заботиться об учреждении больниц и сиротских домов, наблюдать за тюрьмами, проповедовать всюду против жестокого обращения с подвластными и также стараться о распространении просвещения.

Устав был прочитан вслух Михаилом Муравьевым. Великодушные задачи, поставленные перед обществом, воодушевили большинство главным образом тем, что они были легко исполнимы.

— Вот теперь я вижу, что и как делать! — воскликнул в восхищении Александр Николаевич и бросился целовать брата. — И жить становится легче, когда высокая цель впереди!

— В уставе, однако, ничего не сказано об окончательных целях общества, — заметил Сергей.

— Это о конституции-то? — смеясь, спросил Михаил Муравьев. — Об этом еще успеем подумать. Давайте нам сначала просвещение, а там придет и конституция.

— О конституции будет речь впереди, — покраснев, сказал Никита. — Это только первая часть — для постепенного приуготовления. А окончательные цели общества, которые составят предмет второй части, могут быть открыты только высшим членам.