Черневог

— Ради Бога, не следует продолжать ничего подобного сегодняшней ночью. Не нужно вызывать эти проклятые виденья, которых могут здесь обнаружить те, кто преследует нас. Разведем огонь и остановимся на этом. Вы имеете дело не с обычным естественным миром: установите границы, чтобы ничего не пустить сюда.

На что Саша сказал:

— Он прав.

— Разводите огонь, — настаивал Черневог. Они стояли среди выращенных лешими молодых саженцев, которые доходили им едва до колена.

— Я не думаю, что мы должны портить эти деревца, особенно при наших обстоятельствах.

— Здесь была баня, — сказал Саша, — а в ней сложенная из камня топка. Кое-какое дерево здесь еще осталось, по крайней мере от стен.

— Одни рассыпавшиеся угли и зола, — пробормотал Петр, но уже и без того был рад услышать слова про огонь и привал. Лошади разбрелись под шум этих споров и пощипывали листья с саженцев. Они тут же подняли головы, когда Саша окликнул их.

В эту ночь, в этом месте ни у кого не было иного выбора.

Колдовство помогло отыскать отсыревшее дерево, а топка в основном оказалась почти неповрежденной. Однако, насколько мог видеть Петр, колдовство почти не помогало против дыма, зато граница в виде круга, проходившая вдоль старых стен, и вдоль которой была рассыпана соль и сера, должна была бы остановить любой поднятый колдовскими силами ветер, а сами стены, все еще прочно стоявшие, должны были спасать их от холода и дождя.

Петр разводил огонь и приглядывал за Черневогом, в то время как Саша находился с наружной стороны стен и старался завести лошадей внутрь защитного круга, расправляя молоденькие березки и подвязывая их с помощью обрывков веревки и желая добра всему живому, что являлось прямой противоположностью смерти, а особенно противоположностью тому черному колдовству, с которым имел дело Черневог.

Черневог же сидел в противоположной от Петра стороне, против стены, на которую падало тепло от горящей топки, подвернув под себя ноги. И хотя его глаза были открыты, он так ни разу и не пошевелился с тех пор, как сел.

— Там есть парусина, — сказал Петр. — Ты можешь завернуться в нее, понял.

Черневог никак не показал, что слышал его слова. Его тонкая рубашка казалась явно недостаточной защитой против холода и тумана.

Петр швырнул в его сторону ветку. Если Черневог раздумывал об очередной проделке, то Петр не испытывал никакой склонности к тому, чтобы позволить ему спокойно продолжать свое занятие.

— Парусина, — повторил он, — вон там, рядом с тобой. Или мерзни, меня это не волнует.

Он подумал про банника, или вернее про странное виденье, кем бы оно ни было, продолжая удивляться Ивешке и всему тому, что он еще показал им. Он прислушался к сашиным шагам в темноте, за стенами бани, и подумал, что пора бы малому вернуться сюда, потому что его не оставляли дурные предчувствия.

Неожиданно до него донесся голос Черневога:

— Я действительно любил Сову.

Это прозвучало как обвинение. Это было похоже скорее на жалобу, и поэтому было еще хуже. Но Петр не хотел спорить об этом именно здесь и сейчас, когда все еще было так живо в памяти, и держал рот на замке.

А Черневог продолжал:

— Я хотел получить Ивешку. Я дал бы ей все, о чем бы она ни попросила.

— Замолчи, Змей. Ты выведешь меня из равновесия, если будешь продолжать.

— А она хотела тебя. Я никак не мог понять этого.

— Зато я могу. Прекрати, ты на самом деле можешь разозлить меня. И ты продолжаешь делать это.

— Но ведь тебе нужно так немного.

— Саша! — закричал Петр.

Некоторое время он не мог справиться дыханьем, затем оно наладилось, и в этот момент Саша вбежал в баню.

— Петр?

— Змей… Он пытался что-то сделать. — Петр все еще с трудом переводил дыханье, оно было коротким и прерывистым. — Но я не знаю, что именно.

— Я очень сожалею, — сказал Черневог. — Ты просто напугал меня.

— Я мог напугать тебя, подумать только! — Петр подбросил еще дерева в топку, надеясь, что ничего не произошло и ничего волшебного само по себе не проникло в него помимо сашиного внимания. — Прекрати испытывать на мне свои желанья… Саша, я не знаю, что именно он подстроил, но что-то он сделал.

Саша присел на корточки и положил руку ему на плечо, но тошнота, разлившаяся по желудку, не проходила. И Петр подумал, что желания совсем необязательно должны все время находиться внутри кого-то, их нельзя обнаружить, как например занозу или синяк. Они всего-навсего лишь поджидают тебя где-то на дороге, а потом тут же набрасываются, как только приходит время.

— Все хорошо, — сказал Саша.

— Я чертовски надеюсь, что это так. — Он движением плеча освободился от сашиной руки, как бы желая забыть недавнее беспокойство — Ты уже закончил там?

— Почти… Но я не почувствовал, что он сделал хоть что-то, Петр.

Итак, он проявил себя как дурак, если только Саша действительно знал все о происходящем. Петр надеялся на это, но все-таки не был полностью уверен: ни в чем нельзя быть уверенным, когда имеешь дело с Кави Черневогом.

— Сейчас со мной все хорошо, — сказал Петр. — Иди, продолжай свою работу. Одна змея у нас уже есть, не хватало нам, чтобы сюда заползла еще и другая.