Наутро, бросив в тележку несколько узелков с пожитками и усадив маленькую Любочку, Оксана еще раз взглянула на окна, заколоченные крест-накрест досками, сунула старшим мальчикам в руки слаженные из лошадиной шлеи постромки и сама впряглась. Перед тем как тронуться, увидела старика. Он вел отчаянно сопротивлявшуюся коровенку.
— Бери, дочка, може, дойдет потихоньку. Все одно тут до весны не дотянет, а детям без молока — никуды. Только присматривай: стельная она. — Дед протянул Оксане веревку.
Прижавшись к побледневшему, морщинистому лицу его, Оксана еще горше заплакала.
Когда выбрались с хутора, остановились передохнуть. Оглянулась. Старик, опираясь на палку, неподвижно стоял у ворот ее осиротевшего дома.
Глава 4
К вечеру добрались до Кочубеево, куда с Романом когда-то на базар ездили.
Отыскав постоялый двор, обрадовалась: хоть немножко отогреются детишки. Завезли во двор тележку, привязали к ней корову. Сторож бросил ей охапку сена за Романову рубашку.
Голодные, усталые, заснули в холодном грязном коридоре.
Сквозь сон Оксана услышала голос: «На, малявка, пожуй маленько. — Приоткрыв глаза, увидела, как седой старик подает Мише в ладошку распаренное в котелке просо. — Дойдет в животе». Сон вновь сморил Оксану, а когда очнулась, обомлела: Мишутки нет.
Она — на улицу. Никого. Только звезды мерцают, крупные и близкие. Обнаружила малыша около коровы: прислонился к ней, чтобы теплее было.
— Ой, что придумал, напугал-то как. Пойдем-ка скорее, родненький, в дом, — роняя слезы, говорила мать. — Ведь и задавить могла ненароком.
Выменяв у сторожа за новую скатерть миску вареной картошки, Оксана накормила детей и снова тронулась в путь. День выдался тихий, и это ободрило женщину. «Как-нибудь доберусь», — прошептала она. Однако пришлось сделать вынужденную остановку: Любочка задыхалась от кашля. Оксана постучала в окно крайнего дома. Калитку открыла маленькая старушонка. Улыбаясь чуть теплившимися глазами, с радостью приняла Оксану.
— Заходите, милые, заходите.
Засуетилась, приговаривая:
— Одна я одинешенька. Мужа белые казнили. Единственную дочку малюткой схоронила… Сейчас заварю травки, корешков, цветочков.
Но не помогли ни компрессы, ни примочки, ни водичка, настоянная на травах, которую бабуся вливала Любочке в ротик. На рассвете она умерла.
Старушка успокаивала:
— Бог дал, бог и взял. Не одинокая ты. Остальных вон сохрани.
В дорогу она собрала детям сухарики, немного сушеных яблок, а Мише, кроме того, в самую последнюю минуту сунула трясущимися руками невесть как сохранившиеся карамельки. — На всех по одной.
— Мамочка, бери, — предложил мальчик.
— Спасибо, сынок. Сам кушай.
— Ладно, в другой раз. — Глотая слюну, Миша запрятал карамельки в карман.
А идти было все труднее. На пути вставали снежные заносы, пурга сбивала с ног. И еще один удар ожидал их на этом пути. Ступив на припорошенный снегом лед, упала корова, начала телиться. Неистово била копытами, ревела. Но растелиться не смогла. Так и осталась лежать под белой простыней метели.
— Пойдем, — позвала Оксана закоченевших детей, — вон под тот навес, а тележка пускай побудет здесь.
Под навесом ветер свистел еще сильнее. Заметив кучу соломы, Оксана упрятала в нее детей, а сама, обессиленная, опустилась на скованную морозом землю, облокотилась на колесо разбитой телеги, закрыла глаза с мыслью заснуть и не проснуться…
— Мамочка, мама, ты спишь? — услышала она откуда-то издалека.
Окоченевшие ручонки обхватили ее шею.
Оксана подняла отяжелевшие веки и увидела на длинных Мишуткиных ресницах пушистый иней. Она дышала в его испуганные большие глаза, согревая их своим теплом, и не понимала, то ли слезы стекают по его щекам, то ли растаявший снег.
Глава 5
Своей родственницы в Голубовке Оксана не застала. Та, не выдержав горькой вести о гибели сына, скоропостижно скончалась. Поселилась Оксана в полуразрушенной кухоньке, что стояла во дворе умершей родственницы.
К марту Оксана обменяла на продукты все прихваченные с собою вещи. Остались только часы Романа.
Избежать гибели помог случай. Лет пять тому назад, когда Роман был на германской войне, тяжело заболел Ваня. Земский врач приезжал несколько раз, а потом научил Оксану делать компрессы. И вот сейчас в поисках куска хлеба Оксана как-то зашла в зажиточный дом. Увидев больную девочку, предложила свои услуги. Вскоре девочка поправилась, а слухи о «дохторше» разнеслись по всей округе. За помощь люди благодарили: кто хлеба даст, кто крупы, а кто и кусок сала. Так зиму и пережили.
По весне захотелось Оксане в родной дом, да там по-прежнему свирепствовал голод. Дед Алексей и бабушка Мария еще зимой умерли.
Однажды зашел к Оксане сосед — тихий, седовласый, лет шестидесяти, опустился на краешек топчана, посочувствовал: