Через время, через океан

И отправился в сторону кухни. А балерина провела Надю в небольшую комнатуху. То ли музей, то ли кабинет, то ли все вместе. По одной из стен – сплошь фотографии (в самом центре – Крестовская со Сталиным). Вдоль другой – книжный шкаф. А у третьей стены – сервант, все полки которого оказались уставленными самыми разнообразными предметами: статуэтками, безделушками, роскошными театральными коронами, часами, посудой – штучной, с гравировкой...

Надя, конечно, сразу взялась все рассматривать, и Крестовской ее интерес явно пришелся по душе. Она велела:

– Доставай, что хочешь, разглядывай. Будут вопросы – задавай, все расскажу. А я пока тапки найду. И еще одну вещь тебе покажу. Совершенно потрясающую...

Крестовская присела перед нижним, глухим отделением книжного шкафа, открыла его, чем-то щелкнула – и до Нади вдруг донесся сдавленный стон.

Девушка, конечно же, сразу бросилась к балерине:

– Вам плохо, Лидия Михайловна?..

– Нет... нет... – задыхаясь, произнесла та.

А Надя через ее плечо заглянула в шкаф и сразу увидела: в самую нижнюю его часть оказался вмонтирован сейф. Его Крестовская сейчас и открыла и теперь в ужасе смотрела внутрь. И Надя из-за спины балерины тоже видела: сейф абсолютно пуст. А потом она перевела взгляд на Крестовскую и еще больше перепугалась, потому что лицо у той смертельно побледнело, а губы двигались так, словно она пыталась произнести какие-то слова, да никак не могла.

– Позови... позови Люську, – наконец выдавила Крестовская.

– Давайте я помогу вам встать, – молвила Надя.

Но балерина уже обрела присутствие духа и грозно рявкнула:

– Я сказала: Люську сюда! Немедленно!

И Митрофанова опрометью кинулась из комнаты. Пронеслась мимо изумленных гостей, отвернулась от подозрительного взгляда Егора Егоровича, ворвалась на кухню. А пока мчалась, думала совсем о неважном – что ей никто не удосужился сообщить отчества домработницы. Называть же пожилого человека Люсей – как-то неудобно...

Впрочем, обращаться к той не пришлось. Домработница, как увидела взволнованную Надю, мгновенно отпрянула от плиты, ахнула:

– Что-то с Лидой?

– Да... то есть нет... – пробормотала Надя. – Она просто просила вас зайти в кабинет... Оттуда, кажется, что-то пропало...

Люся мгновенно бросилась вон. А Влад вдруг стремительно приблизился к Наде и прошептал:

– Быстро иди за ней!

– Зачем? – опешила Надя.

– Надо узнать, что исчезло. – И моляще взглянул на нее: – Пожалуйста! Сделай это для меня!

– Да с какой стати? – пожала плечами Надя. – Тебе нужно – ты и узнавай.

Да уж – странное поведение для человека, который пишет монографию.

Из гостиной же тем временем донесся какой-то гул... голоса... а потом в кухню вошел Егор Егорович. Мазнул равнодушным взглядом по Владу, а Наде хмуро велел:

– Пошли со мной.

Сердце екнуло. Они, что ли, ее обвинить собираются в том, что из сейфа пропало что-то ценное? Но с какой стати? В комнату она вошла только вместе с Крестовской и к шкафу даже не приближалась!

Надя не двинулась с места. Как могла спокойно, произнесла:

– Что вам нужно?

– Поговорить.

И железной хваткой вцепился в ее руку. А Влад даже с места не двинулся, чтоб защитить, тоже мне, рыцарь! И что ей оставалось делать? Только проследовать под подозрительными взглядами прочих гостей обратно в кабинет. И увидеть там Крестовскую – безутешно рыдающую на плече у верной Людмилы. Люся же, очень спокойная и очень бледная, ласково поглаживала балерину по руке и приговаривала:

– Ну, ничего, ну, успокойся... Это ведь только камушек...

А прима, распухшая от рыданий и мигом утратившая весь свой лоск, лишь истерично выкрикивала:

– Это не камушек!.. Это! Это моя единственная память! О нем!..

«Кажется, я влипла», – мелькнуло у Нади.

Люся же, завидев на пороге ее и Егора Егоровича, мягко отстранила свою подругу и удивленно произнесла:

– Егор! Зачем ты ее сюда притащил?

И балерина тоже, словно по приказу режиссера, прекратила истерику и гневно добавила:

– Мы же просили тебя не поднимать шума!..

– Интересное кино... – саркастически проблеял домоправитель. – Вы что, совсем святые? Обкрадывай вас, кидай – а вам насрать?

Балерина поморщилась. Люся же терпеливо произнесла:

– Нам – не насрать. Но Надя здесь ни при чем, разве ты не понимаешь?

Но Егор Егорович лишь еще крепче сжал руку Митрофановой и парировал:

– А кто тогда – при чем?

– Мы знаем кто, – со значением произнесла Люся. И тихо добавила: – И этот человек будет наказан. Только позже. А сейчас давай не будем никому портить праздник.

– Вы действительно знаете? – недоверчиво произнес Егор. – Или, – последовала пренебрежительная ухмылка, – водите меня за нос?

– Послушай, Егор, – холодно сказала Крестовская. – Мы уже сказали тебе: не лезь в наши дела. Мы сами разберемся.

– Да уж. Вы так разбираетесь, что половину дома уже растащили, – усмехнулся секретарь.

А балерина выпрямилась. Стряхнула со своего плеча руку Люси. И надменно произнесла:

– И вообще: поди прочь. Надоел.

Люся же бросилась к Наде, горячо зашептала в ухо:

– Прошу тебя, ни слова никому! Ничего не случилось и ничего не пропало – поняла?..

– Но...