Всё дальше и дальше идём мы на юг. И вот уже на берегах видим мы пасущихся лошадей и коров, как будто мы вновь в далёкой родной Норвегии.
Лес всё так же состоит из лиственницы и ели, а кое-где желтеет березняк, хотя местами видны и пурпурные кроны осин, а кое-где и алые гроздья рябины. Кругом всё такие же ровные долины и крутые берега реки, однако по мере удаления от севера они становятся всё ниже и ниже. Восточный берег не более 20 метров высотой, а западный и того ниже. Лес нельзя сказать чтобы густой и высокий, но просто бесконечный по обе стороны реки.
Мы бросили якорь уже в полдевятого вечера у Сушкова (67°06' северной широты). В темноте сошли мы на берег поздороваться и поговорить с хозяевами единственного тут дома. Это оказалась одна из почтовых станций, расположенных вдоль Енисея. Дома оказалась только хозяйка с двумя старшими детьми и совсем маленькими карапузами. Мужчины отправились на рыбную ловлю.
Хозяева жили в двух больших комнатах с таким низким потолком, что разогнуться в полный рост не было никакой возможности. Однако имелась ещё и маленькая горенка, в которой, как нам с гордостью сказала мать семейства, останавливался местный священник, когда приезжал сюда раз в год.
Женщина была родом из Туруханска и далее своего родного города никогда и никуда не ездила. Он была неграмотной, как, впрочем, и её муж, что, как заметил Востротин, особенно удивительно для почтаря. Среди местных редко когда попадается человек, умеющий читать и писать. Лишь некоторые умеют считать — да и то только для того, чтобы можно было подсчитать улов рыбы и полученную за неё выручку. Хозяин дома, 27 лет от роду, родился тут, в Сушкове, здесь же когда-то жили его отец и дед.
Жила в доме ещё одна девушка, приехавшая с отцом и братом с Ангары, чтобы ловить рыбу летом, а зимой ходить на охоту. Её мать с младшими детьми осталась дома на Ангаре.
За провоз почты платило государство, и на станции было 20 почтовых ездовых оленей. Летом они паслись в лесу поблизости под присмотром работника-остяка. Кроме того, хозяева ещё держали двух коров и лошадь. А основной доход семье давали охота и рыбная ловля.
В лесу было полно всякой живности: глухари, тетерева, рябчики, зайцы (но вот прошлой зимой их совсем не было[69]), дикие олени и лоси, не говоря уже о лисицах и песцах, а также довольно большого числа медведей. Пару дней назад неподалёку видели трёх или четверых косолапых. А вот волков было совсем мало.
Уже перед нашим уходом девушка с Ангары отважилась попросить у нас лекарство, поскольку давно себя плохо чувствовала. Лорис-Меликов дал ей антипирин[70] и другие средства. С медицинской помощью здесь совсем туго. В округе должен был бы жить фельдшер, но вот врач был один на весь Туруханск и его окрестности, а это полтора миллиона квадратных вёрст (в четыре раза больше территории Норвегии). Поэтому и помощи от него не дождёшься. Доктору едва хватает сил и времени, чтобы вакцинировать часть здешнего населения.
Несколько лет назад здесь была такая ужасная эпидемия оспы, что с ней никак не могли справиться. Тогда Красный Крест по просьбе сибирских депутатов Государственной думы послал сюда из Красноярска врачебную экспедицию, но в области уже началась весна, началось таяние снега, и врачи с трудом смогли выехать из Туруханска, но далеко в тундру так и не попали из-за распутицы. Однако они смогли проехать достаточно большое расстояние, чтобы понять: во всех встреченных ими на пути становищах в чумах лежали только трупы, а возле валялись погибшие олени, которым не удалось сорваться с привязи и убежать. Медицинская экспедиция обнаружила лишь несколько живых людей, да и то ужасном состоянии от голода и холода. Они были все в язвах. И сколько ещё таких трагедий происходит в бескрайней тундре!
Мы уже проехали область обитания самоедов и юраков и оказались на землях енисейских остяков и тунгусов. Здесь жили двое остяков. Один из них сидел у костерка в берестяном шалаше на берегу реки. Он совершенно не походил на азиата.
Когда мы вернулись на берег, чтобы отправиться на пароход, почтарь с другими рыбаками как раз высаживались из лодки. Они вернулись наконец с рыбалки. Улов их был небогат: несколько больших щук, но ужасно тощих и страшных на вид, с громадными головами и челюстями. Одна из щук была так велика, что была почти такого же «роста», как и мальчонка, вытаскивавший её на берег. Вместе с почтарём приехал и второй остяк. Нам очень хотелось на него посмотреть, и мы посветили спичкой. Судя по лицу, он был метисом — в его жилах явно текла русская кровь. Да и в других енисейских остяках намешано немало разной крови.