Через пустыню

— Я знаю. Но в этот раз речь идет не о религиозных преследованиях, а о том, чтобы нас ограбить. Губернатор шлет против нас пятнадцать сотен человек, которые должны напасть неожиданно. Но он ошибется. Мы уже много лет не отмечали праздник, поэтому на торжества приедет всякий, кто только сможет, так что мы в силах противопоставить туркам несколько тысяч готовых к бою мужчин.

— Они все вооружены?

— Все. Ты сам увидишь, как стреляют на нашем празднике. Губернатор в течение целого года не тратит на своих солдат столько пороха, сколько мы за эти три дня на приветственные салюты.

— Почему вас преследуют? За веру?

— Нет, это не так, эмир! Губернатору наша вера безразлична. У него только одна цель: обогатиться.

— Я не очень хорошо понимаю вашу веру, — ответил я.

— И ты еще ничего не слышал о ней?

— Очень мало, а тому, что слышал, я не поверил.

— Да, эфенди, о нас говорят много неверного. И ты ничего не узнал ни от моего отца, ни от Пали, ни от Мелафа?

Нет, по меньшей мере — ничего важного. Но я думаю, ты мне кое-что скажешь.

— О эмир, мы никогда не говорим с чужими о нашей вере!

— А я для тебя чужой?

— Нет. Ты спас жизнь отцу и двум другим, а теперь предупредил о турках, как я узнал от бея. Ты будешь единственным, кому я кое-что расскажу. Но должен тебя предупредить, что сам не все знаю.

— А у вас есть такие понятия, которые не каждый может знать?

— Нет. Но разве не бывает в каждом доме вещей, о которых следует знать только взрослым? Наши священники — наши отцы.

— Можно тебе задать несколько вопросов?

— Спрашивай, однако, прошу тебя, не называй имен!

— Я знаю это, но как раз об именах я и хотел бы кое-что узнать. Ответишь ли ты, если я заменю слово?

— Да, насколько смогу.

Этим словом было имя дьявола, которое езиды никогда не произносят. Слово «шайтан» у них настолько запретно, что даже похожих слов старательно избегают. Например, если они заговорят о реке, то всегда скажут «нар», но никогда не произнесут «шат», что очень похоже на первый слог слова «шайтан». Избегают слова «кайтан» («бахрома» или «нить»), как и слова «нааль» («подкова») и «наальбанд» («кузнец»), потому что они напоминают «лаан» («проклятие») и «малюн» («проклятый»). Они говорят о дьяволе иносказательно, и притом с почтением. Они называют его мелек эль-кут (могущественный царь) или мелек таус (царь-павлин).

— Есть ли у вас рядом с добрым Богом еще и другое существо?

— Рядом? Нет. Существо, которое ты имеешь в виду, стоит ниже Бога. Этот кырал мелеклерюн был самым высшим из небесных существ, но Бог был его создателем и господином.

— А что означает присутствие петуха на ваших богослужениях?

— Совсем не то, что ты думаешь. Петух — символ бдительности. Разве ваш Азерат Есау, Сын Божий, не рассказывал о девственницах, ожидающих жениха?

— Да.

— Пятеро из них заснули и теперь не могут попасть на небо. Знаешь ли ты рассказ об ученике, который отрекся от своего учителя?

— Конечно.

— И там тоже пропел петух. Поэтому у нас он стал символом того, что мы бодрствуем, что мы ожидаем великого жениха.

Я бы очень охотно спрашивал и дальше, но сверху донесся крик, и когда мы туда посмотрели, то узнали Селека, намеревавшегося спуститься к нам. Вскоре он уже стоял внизу, возле нас, протягивая нам руки.

— Я чуть вас не подстрелил, — сказал он.

— Нас? Почему? — спросил я.

— Сверху я вас принял за чужаков, а им нельзя находиться в этой долине. Потом я вас узнал. Я пришел посмотреть, надо ли специально тут что-либо подготовить для удобства людей!

— Для приема беглецов?

— Каких еще беглецов? Мы не побежим! Я рассказал бею, как хитро ты заманил в ту долину врагов шаммаров, когда вы их пленили. Мы сделаем то же самое.

— Вы хотите заманить сюда турок?

— Не сюда, а в Шейх-Ади. Здесь во время боя должны будут разместиться паломники. Так приказал бей, и шейх с этим согласился.

Селек осмотрел источники и пещеры, а потом спросил нас, хотим ли мы вернуться вместе с ним. Это нас устраивало. Мы отвели своих коней вверх по склону, потом сели на них и направились прямо в Баадри. Когда мы туда добрались, я нашел бея слегка взволнованным.

— Когда ты уехал, — сказал он, — я узнал, что турки из Диярбакыра стоят уже на реке Гомель, а те, что пришли из Киркука, также достигли этой реки в ее предгорной части.

— Значит, твои разведчики уже вернулись из Амадии?

— Они вовсе не ходили в Амадию. Они должны были разделиться, чтобы наблюдать за вражескими войсками. Оказалось, что нападение задумано именно против нас.

— О ваших разведчиках известно врагу?

— Нет, иначе они бы догадались о наших приготовлениях. Скажу тебе, эмир, я либо умру, либо дам этому губернатору такой урок, которого он никогда не забудет!

— До конца сражения я останусь с тобой.

— Благодарю тебя, эмир, но сражаться ты не должен!

— Почему это?

— Ты же — мой гость. Бог доверил мне твою жизнь!

— Бог лучше всего и защитит ее. Неужели я, будучи твоим гостем, смогу допустить, чтобы ты один отправился в бой? Неужели твои люди должны рассказывать, что я оказался трусом?