Через океан

Верный себе Куртисс пригласил всех на второй банкет на двадцать девятое ноября — для него необходимо было иметь свидетелей своего торжества. С неподдельной радостью прочитал он, вторично садясь за стол двадцать девятого ноября, депешу из Бреста, полученную по кабелю всего два часа тому назад, с такими словами:

«4 часа 39 минут. Утро. Нефть показалась и вливается в озероVal-Tre’gonnec. Морской префект и французские власти шлют сердечные поздравления инициаторам предприятия».

«4 часа 50 минут. Утро. Труба доставляет, по-видимому, около шести кубометров в секунду».

Известие было встречено восторженными возгласами. Все спешили пожать руку Эбенезеру, поздравить его и перечислить последствия великого промышленного предприятия.

Среди всеобщего возбуждения никто не заметил странного настроения Раймунда. Один он оставался спокойным и даже несколько озабоченным; один он, по-видимому, сомневался в успехе, казавшемся обеспеченным.

— Шесть кубометров в секунду! — кричал Эбенезер, вытащив записную книжку, чтобы сделать быстрее вычисления. — Это значит, триста шестьдесят кубометров в минуту, двадцать одна тысяча шестьсот — в час, пятьсот восемнадцать тысяч четыреста — в день! Господа, меньше чем за неделю мы доставим по нашей трубе всю нефть, добываемую в Пенсильвании за год! Это вы, мой милый Фрезоль, подали такую чудную мысль! — добавил он в порыве благодарности, обращаясь к своему молодому компаньону.

На этот раз он, как и все, был поражен той холодностью, с которой относился Раймунд ко всем этим восторгам.

«Подождите, не все еще кончено!» — казалось, говорило все выражение его лица.

И как бы в подтверждение его сомнений, Кассулэ принес только что полученную депешу. Молодой француз прочел ее, встал и стукнул ножом по столу, по американскому обычаю, чтобы заявить о своем желании сказать несколько слов.

— Господа, мне жаль нарушить ваше веселье, но сейчас пришло неприятное известие, которого я ожидал с часу на час: нефть перестала течь в Val-Tre’gonnec… После двух или трех часов деятельности подводный сифон стал давать ничтожное количество нефти и наконец остановился. В настоящую минуту — полный застой!

Это важное сообщение вызвало всеобщее волнение. Гости смотрели друг на друга, не зная, как принять такое известие.

Эбенезер первый прервал молчание, ударив кулаком по столу.

— Но это невозможно! Тут, наверно, кроется преступление! Какая-нибудь гадость со стороны Тимоти Кампбелля или другого завистника! Иначе в этом нет здравого смысла. Раз пущенный сифон должен действовать, пока уровни не сравняются. Это есть закон физики, черт возьми!.. А мы не ребята!..

— Физические законы всегда неизменны, — возразил Раймунд, — вся суть в том, чтобы уметь их понимать. Если бы здесь дело шло о сифоне обыкновенных размеров, я согласился бы с вами, что по законам гидростатики раз устроенный сифон должен действовать непрерывно, к несчастью, здесь дело идет о сифоне длиной в шесть тысяч километров, который сначала действовал благодаря пустоте, образованной нашими пневматическими машинами. Но раз эта пустота заполнилась и сифон был предоставлен себе, он должен был перестать выполнять свои функции из-за трения, которое уравновесило силу давления атмосферы и столба жидкости, показывающего разность уровней.

— Так об этом надо было сказать шесть месяцев тому назад, а не сегодня! — прорычал взбешенный Эбенезер. — Эта маленькая ошибка стоит мне пять миллионов долларов!

— Тут не было ошибки… я ожидал этого результата.

— Тогда вы поступили непростительно! — пробормотал нефтяной король.

И вдруг, точно хватая руками воздух, он упал на стул, запрокинув голову назад, пораженный приливом крови к голове.

ГЛАВА XII. Ниагару на помощь!

Шум, последовавший за этим тяжелым приключением, помешал Раймунду дать объяснение, которое он разумеется, представил бы.

Все в волнении вскочили из-за стола. Эбенезера унесли в соседнюю комнату и положил там на софу. Два-три доктора, присутствовавшие на торжестве, суетились вокруг него, развязали галстук, смочили виски спиртом и назначили горячую ножную ванну с горчицей, — словом, испробовали все обыкновенные в таких случаях средства, чтобы призвать его к жизни.

Их старания увенчались успехом. Эбенезер испустил глубокий вздох, — открыв глаза, он обвел взглядом присутствующих и, казалось, пришел в себя.

Вскоре он был уже в состоянии отвечать на вопросы старшего доктора. С этого времени можно было надеяться, что его обморок, вызванный удивлением и гневом, не будет иметь важных последствий; теперь самое главное было отдалить от него новые волнения.