Через океан

— Какому государству?.. Моему, конечно!.. Я был тогда французом! — сказал Петер Мюрфи, понижая тон, прищуривая глаз и таинственно покачивая головой.

Кассулэ навострил уши, надеясь услышать еще какую-нибудь новость. Но альбинос унесся уже в своих мечтах, устремил свой взгляд в землю и не сказал больше ни слова. На этот день все было кончено.

В следующий раз он опять вернулся к воспоминаниям о своей профессии моряка и произнес имя, которое заставило встрепенуться Раймунда Фрезоля, — имя «Belle Irma», корабля, которым командовал его отец. Живо заинтересовавшись этим отрывком разговора, он подошел к обоим собеседникам, находившимся недалеко от него. Приблизившись к Петеру Мюрфи, который кивал головой как фарфоровый мандарин, Раймунд положил руку ему на плечо.

— Что говорил ты о «Belle Irma»? — спросил он. Петер Мюрфи ничего не ответил, его физиономия приобрела свое обычное тупое выражение.

— Ну! — вскричал Раймунд Фрезоль, тряся его за руку, — повтори же свои слова! Ты служил на корабле «Belle Irma»?

Ни звука: Петер Мюрфи снова впал в молчание. Пришлось отказаться выпытать у него что-либо. Раймунд с сожалением сделал это, и хотя ему казалось маловероятным, чтобы несчастный дурачок мог сообщить что-нибудь интересное о «Belle Irma», он все-таки велел Кассулэ по возможности чаще возвращаться к этому предмету.

Этот случай составил еще новое звено, соединявшее Раймунда с Петером Мюрфи, и упрочил то неопределенное положение, которое занимал последний в походном телеграфном бюро. Но вскоре другие заботы отвлекли Раймунда.

Посвятив два дня своей жене и дочери, Эбенезер Куртисс выразил желание снова заняться грандиозным проектом Раймунда Фрезоля и, казалось, все более увлекался им. Собирались, составляли сметы, занимались вычислениями. Раймунда особенно занимала единственно интересная, по его мнению, техническая сторона предприятия; Эбенезер же видел только финансовую. Он вскоре пришел к заключению, что подводная труба представляет собой великолепную аферу, — доставит ли она ему монополию в торговле нефтью с Европой или же только монополию в транспортировке нефти.

— Вывоз нефти, — говорил он, — теперь равняется шестистам миллионам галлонов. Предположим, что мы доставляли бы эту нефть прямо в Европу по Нью-Йоркской цене с надбавкой по десять сантимов за галлон в восемь литров, и так как никто не может конкурировать с нами, то это доставит нам в год шестьдесят миллионов верной прибыли. Предположим, что мы сами даже не вели бы торговли нефтью, а пользовались бы только платой за транспорт, — результат будет тот же самый. Следовательно, допустив, что потребление нефти в Старом Свете не увеличится с проложением трубы, мы будем исправно получать доход с миллиарда франков по шесть процентов. Итак, эта труба является просто золотой россыпью, раз прокладка ее и содержание будет стоить всего одну сороковую или одну пятидесятую части этого миллиарда.

Эбенезер стал потирать руки и видя, как миллионы нагромождаются на миллионы, начал мечтать о колоссальном богатстве, превосходящем все соединенные вместе состояния Вандербильдта, Гульда и Маскау, — он видел себя уже самым богатым человеком в Соединенных Штатах и даже во всем свете, — в сущности, это было единственное понятное ему честолюбие.

Открывший ему такие перспективы, конечно, заслуживал чести быть представленным жене и Магде. Эбенезер пригласил его к обеду в следующий вторник. Помещение было очень скромное, так как вилла Куртисса считалась лишь временной квартирой нефтяного короля, в которой он, правда, проводил три четверти года, но, как он сам говорил, холостяком, — его официальное жилище было в Нью-Йорке. Две горничные и лакей-негр составляли всю его прислугу в Дрилль-Пите, тогда как в своем дворце он держал повара-француза, взятого из лучшего ресторана Соединенных Штатов, двух метрдотелей, дюжину лакеев и целый легион конюхов, о чем он охотно, даже чересчур, быть может, вспоминал при каждом удобном случае.

Но в действительности, Эбенезер предпочитал свою скромную виллу в Дрилль-Пите всем дворцам мира. Он чувствовал себя лучше в своей среде, вдали от критических взоров «этих проклятых лакеев», которые точно не признавали его «достаточно знатным для себя». Как почти и все промышленные аристократы этой страны, нефтяной король начал свою карьеру очень скромно; не более как пятнадцать лет тому назад он был простым управляющим на лесопильном заводе в маленьком городке Запада. Там он встретил теперешнюю мистрис Куртисс и женился на ней.