Через мой труп

Мое лицо заливает пот. Из носа текут сопли, а глаза застилают слезы. Рот полон слюны, которую все время хочется сплюнуть. Меня начинает мутить, и, чтобы не стошнило, приходится делать глубокие частые вдохи. Потихоньку начинают неметь пальцы, сознание мутится. Голова бессильно мотается из стороны в сторону. Я делаю отчаянную попытку вернуть самоконтроль, стараюсь упорядочить дыхание, вдыхая воздух через нос. Сопли стекают прямо на грудь, которая все еще вздымается и опадает в бешеном темпе.

Наконец головокружение проходит, пальцы перестают неметь. Я слышу, как ты берешь с обеденного стола какой-то предмет, подходишь к стене и вставляешь штепсель в розетку, после чего следует щелчок тумблера. Ты ставишь предмет на пол возле ножки моего стула. Это утюг. Я вижу, что на нем горит красный индикатор — прибор еще не нагрелся.

Сердце бьется все сильнее и сильнее. Причина этого не в утюге, а в том, что должно произойти раньше, перед ним.

Я мотаю головой и всхлипываю. Рыдания рвутся из груди наружу, превращаясь в сухой отрывистый кашель, который толчками сотрясает все тело.

Ты встаешь перед моим стулом с рукописью в руках, переворачиваешь пару очередных страниц и удовлетворенно киваешь. Все идет по плану.

Красная лампочка на утюге гаснет.

Я пытаюсь опрокинуть стул назад, однако ты ставишь ногу на сиденье между моих коленей и делаешь все мои усилия бесполезными. В твоих руках появляется секатор — я даже не заметил, когда ты успел схватить его со стола. Ты берешь мою правую кисть. Я изо всех сил сжимаю пальцы в кулак и извиваюсь на стуле. Ты отпускаешь мою руку и отступаешь на шаг. Я немного расслабляюсь и сквозь пелену слез с ненавистью смотрю на тебя. Ты стоишь, уперев руки в бедра, и, по-видимому, выжидаешь. В твоем взгляде сквозит отвращение. Ни малейшего намека на жалость. Да и откуда ей взяться? Я сам просил тебя об этом, сам все это описал.

Здесь уже ничего нельзя сделать. Пути назад нет.

Я киваю и разжимаю пальцы. Когда ты вновь подходишь ко мне, я отворачиваюсь и закрываю глаза. Ты снова ставишь ногу на стул и берешь меня за запястье. Кисть начинает мелко дрожать, однако я растопыриваю и напрягаю пальцы, словно пытаюсь схватить ими футбольный мяч. Лезвия садовых ножниц смыкаются вокруг нижнего сустава моего указательного пальца. Кожа ощущает холод прикосновения металла. Ты с удвоенной силой стискиваешь мое запястье и прижимаешь его к подлокотнику. Я скрежещу зубами и задерживаю дыхание.

Звук ничем не отличается от того, с которым я срезаю ветки у себя в саду. Краткий щелчок. Что-то с легким стуком ударяется об пол. Точно так же упал бы огрызок яблока или оброненная морковка, но в данном случае это — шестисантиметровый кусок указательного пальца моей правой руки.

Моя кисть судорожно корчится, как будто сквозь нее пропустили электрический ток. Боль молниеносно растекается по всей руке, охватывает плечо и вонзается в позвоночник, заставляя его резко распрямиться, а затем выгнуться, как от удара бичом. Избыток образовавшейся при этом энергии выворачивает наизнанку мои легкие и вырывается изо рта в виде пронзительного протяжного воя. Мне кажется, что мозг увеличился в размерах и давит изнутри на череп. Когда легкие наконец пустеют, крик замирает, и я жадными глотками пытаюсь вдохнуть воздух. Зубы стучат, как от холода, хотя все тело объято жгучим огнем.

Я с трудом поворачиваю голову и заставляю себя открыть глаза. Затем медленно распрямляю пальцы. Они дрожат. На волосках, покрывающих нижние фаланги, выступили капельки пота. Когда я вижу обрезок своего указательного пальца, из груди снова вырывается крик. Но теперь я кричу уже не от боли, а от ужаса. От нижней фаланги остался всего лишь сантиметр, линия среза идеально ровная. Капли крови срываются с неестественно острого края культи и равномерно падают на пол. В луже крови я вижу обрубок своего пальца. Вид у него какой-то ненастоящий, как будто, отделившись от моего тела, он сразу же превратился в свою копию, сделанную из папье-маше.

Пользуясь тем, что я разжал пальцы, ты хватаешь мою кисть и выворачиваешь так, чтобы обрубок смотрел вверх. Одновременно другой рукой ты поднимаешь с пола утюг и, ни секунды не медля, прижимаешь его к безобразной культе. Раздается шипение, и утюг окутывает легкое облачко сероватого дыма. Моя рука дергается, однако ты крепко держишь ее и еще сильнее прижимаешь раскаленную поверхность к ране. Загорается красная лампочка, и ты снова ставишь утюг на пол.