Через костры и пытки

Порой по дороге, громыхая, проносились кареты, обдавали путника пылью и исчезали так же быстро, как и появлялись. И никому в голову не приходило подвезти человека в сторону Кольмара. Ну кто остановит карету, завидев пропыленного с ног до головы странника в больших дорожных сапогах и с холщовым мешком за плечами? Мало ли бродяг шатается по дорогам!

Вот снова послышался стук копыт. Человек сошел на обочину, чтобы пропустить карету. И вдруг — о чудо! — карета остановилась. Приоткрылась дверца, и, прежде чем путник смог что-либо понять, он очутился на жестком сидении напротив благообразного господина. Путник приложил руку к груди и почтительно склонил голову:

— Благодарю тебя, добрый доктор. Сегодня ты показал свое умение исцелять людей не только от недугов, но и от неверия в человеческое милосердие. Признаюсь, за многие дни долгого своего пути я заразился этим неверием. Но ты исцелил меня.

Незнакомец, которого назвали доктором, улыбнулся и спросил:

— Какие пути ведут тебя в Кольмар, странник, пожелавший остаться неизвестным?

— Людей всегда ведут дороги, которые, как им кажется, в конце концов приводят к счастью. Вот и я направляюсь в Кольмар в поисках счастья. А имя мое вряд ли что-нибудь скажет тебе, ибо я, к сожалению, не Гиппократ, не Гален, а всего лишь Теофраст Парацельс, как и ты, доктор медицины.

Благообразный господин снял шляпу:

— Рад приветствовать тебя, Парацельс. Я слышал твое имя. Слава опередила тебя по дороге в Кольмар. Я Лоренц Фрис, местный врач, и буду счастлив видеть тебя гостем в своем доме…

Пока карета доктора Фриса катит по дороге в Кольмар, пока коллеги, которых свел случай, ведут между собой разговор, оставим их и совершим мысленное путешествие в те времена, в которые довелось жить Парацельсу, чтобы понять, в каких условиях складывались его взгляды, какие трудности стояли на его пути…

2

«Именем Гиппократа…» — эти слова очень часто произносились медиками в те времена, когда Теофраст Парацельс после публичного диспута в Феррарском университете был удостоен звания доктора медицины и ему была вручена широкополая докторская шляпа.

«Именем Гиппократа…» В ту пору в медицинских корпорациях слова эти были святыми. Ведь вся медицинская наука XV–XVI веков основывалась на незыблемых канонах великого Гиппократа, не менее знаменитого корифея античной медицины Клавдия Галена, арабских мыслителей. среди которых первым был Абу Али Ибн Сина, автор пережившего века «Канона врачебной науки».

Действительно, Гиппократ был велик. Еще в IV веке до нашей эры он пытался решить выдающуюся для своего времени задачу: собрать воедино, обобщить все, что накопило человечество в области распознавания и лечения болезней, применения различных лекарственных средств, отбросить то, что не подтверждается опытом, и оставить людям своеобразный свод врачебных правил.

Когда жил Гиппократ, человеческие знания были еще очень скудны. Люди знали очень мало, их наивные представления переплетались с верой в могущественных богов, которые будто бы влияют на жизнь и судьбы простых смертных.

Гиппократ в какой-то мере преодолел господствовавшие в ту пору наивные представления, первым дал систематизированное обобщение всего достигнутого медициной, разработал методы исследования больных, установления диагноза, выработал правила поведения и питания при различных заболеваниях, описал порядок проведения многих хирургических операций.

Дело Гиппократа продолжил римский врач Клавдий Гален, живший во II веке нашей эры и написавший около 80 трудов по медицине. Его заслугой было то, что он дополнил учение Гиппократа данными, добытыми медиками за пять столетий, прошедших со времени великого грека. За это время появилось немало анатомических и физиологических сведений. Сам Гален не ограничивался чисто умозрительными рассуждениями, изучал строение организма на трупах животных, а изредка, когда удавалось, на трупах казненных преступников, погибших на поле брани воинов. Клавдий Гален писал: «Кто хочет созерцать создание природы, не должен доверять сочинениям по анатомии, но должен полагаться на свои глаза».

Однако и у Галена было немало заблуждений. Он, например, делал выводы о строении и функциях человеческого организма, вскрывая трупы животных, и даже не задумывался над тем, что многие органы человека значительно отличаются от внутренних органов животных. Он подчас слишком доверчиво принимал идеи Гиппократа, не составляя себе труда осмыслить их критически.

Учение Галена о строении человека было признано церковью в годы ее безраздельного господства законченным, единственно верным и непогрешимым. Это объяснялось прежде всего тем, что оно, как казалось церковникам, не противоречило ни одному слову священного писания — Библии, не противоречило самому духу христианства. Это было для церкви главное, и она объявила авторитет Галена непререкаемым.