Из-за поворота появляется караван лам и тут же на мгновение, будто окаменев, застывает на месте. Стройные животные сбиваются в кучу; в их глазах сквозит страх при виде столь удивительного и непонятного «зверя». Над головами их ярко горят, переливаясь красной и желтой краской, кисточки, словно воткнутые в уши. Вдруг все стадо, будто стая воробьев, разлетается по склонам, и там ламы снова замирают. Неподвижные, выжидают они, пока не затихнет вдали его странный рев. И только после этого они снова выстроятся и двинутся в путь за своим вожаком.
Повстречались два века, прошли мимо, как чужие, и опять удаляются в одиночество гор, каждый своей дорогой.
Красная линия, обозначающая на карте Боливии путь «татры», подкралась к густо заштрихованной полосе с названием «Куэста-дель-Обиспо». Нашим взорам открылась потрясающая панорама. Некоторое время дорога петляла по краю горных круч, ощетинившихся тысячами кактусов. Потом она пошла виться бесчисленными серпантинами, которые исполинской лестницей спускались в широкую долину. Там, в глубине, она ползла по дну ее чуть приметной ленточкой и скрывалась за отрогом гор.
Пока «татра» в течение целого часа плелась шагом, кружа по всем серпантинам, высотомер опустился более чем на 700 метров.
Мы ожидали нового подъема, но дорога между тем затерялась где-то в дальнем уголке горного ущелья. В этот момент она напоминала потайной ход, открывающий последнюю возможность уйти из осажденного замка. Извилистое ущелье, вклиненное между отвесными скалами, в конце концов сузилось настолько, что на его неровном дне с трудом хватало места только для одной машины. Нас окружил таинственный полумрак, недоступный солнечным лучам даже в полуденное время. Нависшие глыбы с косыми слоями обнаженной породы сжимали теснину, превращая ее в узкую щель, и нам постоянно казалось, что они вот-вот сорвутся и погребут под собой серебристого жука, занятого поисками выхода из лабиринта.
Пятнадцать долгих километров пробирались мы по дну ущелья. От дороги уже давно не осталось никаких следов. «Татра» карабкалась по камням и вымоинам наполовину высохшей горной реки. Через два месяца сюда хлынет бурный поток реки Томаяпо, одного из притоков Пилькомайо, в нижнем течении которого не так давно умирали тысячи парагвайских и боливийских солдат — статистов в спектакле, поставленном американскими нефтепромышленниками.
Мы проехали.
«Татра» выиграла первый круг в состязании с периодом дождей.
За последним поворотом теснины перед нами вдруг оказалось небольшое ущельице, заключенное в красные стены глубокого каньона. Съезжаем по мелким порогам — и вот мы в узких каменных воротах. Повсюду тишь и благодать. А там, над верхними краями пропасти, гудит, гуляя по альтиплано, ветер. Со стен то и дело срываются и падают на дно каньона куски выветрившейся породы, и эхо усиливает грохот их падения.
Ворота стометровой высоты расступились перед нами — и в тот же миг мы очутились в новом, неведомом мире. Казалось, будто мы перенеслись из суровой действительности в царство грез. Два мира, столь отличных друг от друга, а в иных местах земного шара отделенных один от другого целой градусной сеткой географических широт, здесь спокойно уживаются рядом, разделенные всего лишь одними воротами скал. А волшебной палочкой, открывшей перед нами эти ворота, оказались те одиннадцать сотен метров высоты, которые мы преодолели за два минувших часа.
Как бы сорвавшись с морозного и пустого альтиплано, мы стремглав падали в тропики. Термометр подскочил на 25 градусов в тени, и над зелеными зарослями знойно задрожал воздух, раскаленный полуденным солнцем. Красная лента дороги, окунувшаяся в свежую зелень; над нею небосвод цвета синьки с белоснежными облаками.
Минуты отдыха после тяжелой битвы с горами.
Минуты накапливания сил для следующего круга.
Сколько цилиндров вышло из строя?
Мы едем на последних каплях бензина.
С того времени как мы пересекли боливийскую границу, нам еще не удалось достать ни одного литра; насос выкачивал остатки неприкосновенного запаса. Последней нашей заправке горючим на границе в Вильясоне предшествовала целая одиссея мыканья между гражданским управлением, таможней, полицейским комиссариатом, заведующим железнодорожными складами и представителем нефтяной компании. И это в Боливии, скажете вы, у которой есть и своя нефть, и свои нефтеперегонные заводы, и сотни километров своих нефтепроводов.
Ни журналистские удостоверения, ни заграничные паспорта, ни официальная виза, ни сопроводительное письмо боливийского посла в Буэнос-Айресе — ничто не возымело такой силы, как бакшиш — мордида. Но что толку от мордиды здесь, в безлюдном крае, где не встретишь не только что бензоколонки, но даже и бочки с запахом бензина.
— До Лас-Каррерас остается километров восемь. Это последняя надежда…
Вдалеке показалось селение Лас-Каррерас. Но на пути к нему возникло новое препятствие: широкая река с подозрительно ленивым течением.
— Паром? Нет, сеньор, здесь его никогда не было. Тут же неглубоко, попробуйте…