Через горизонт

— Ну хорошо, — сдался мой собеседник, — ишь ты какой у нас проницательный. — И его, до этого момента простое лицо, внезапно стало совершенно иным, спокойным и серьезным. — Ладно, не спеши, на все свои вопросы ты получишь своевременные ответы, а пока давай знакомиться. Я знаю, что тебя на вашей планете зовут Кристианом, у меня же в привычном тебе понимании нет имени, но ты можешь называть меня Мастером, Посредником или Контролером, как тебе больше нравится, все эти определения точно передают характер моей деятельности.

— Интересно, значит Контролер. Но это всего лишь отображение твоей профессиональной деятельности, мне не привычно и неудобно использовать такое определение в качестве твоего имени. Это слово сухое, казенное, в нем нет теплоты, присущей живому существу и оно к тому же начисто лишено какой-либо индивидуальности. И оно совершенно не подходит к тем отношениям, которые ты хочешь установить между нами.

— Хорошо, что ты предлагаешь взамен, мне практически все равно как ты меня будешь называть, дело ведь не в этом?

— И в этом тоже. Если я тебе скажу, что чисто случайно (а может и нет) ты подходишь на роль удивительного персонажа старинных земных легенд, который так же как и ты играл на флейте у ворот зари.

— Да, действительно странное сходство. — Он совершенно не был удивлен таким совпадением, что еще больше укрепило во мне определенные подозрения. — Но чего только не встретишь в легендах, ты не слышал и тысячной части той болтовни, которая существует на звездах. И как же звали этого персонажа из ваших легенд?

— Флейтист или в некоторых других источниках его называли Трубачом Серебряной Зари.

— Очень поэтично. И на каком же из этих имен мы остановимся.

— Если ты не возражаешь, то на первом.

— Хорошо, согласен.

— И у меня к тебе есть еще один вопрос.

Он вздохнул:

— Спрашивай.

— Лидинг говорил мне, что вас в этом мире осталось всего только двое, это правда?

— Не совсем точно. Таких, как Лидинг, один-единственный, а таких, как я, несколько.

— Ну, хорошо, Лидингу отведена роль, скажем так, справочной и наблюдающей системы, тогда получается, что на роль того, кто дергает за веревочки претендует только другой. Кто он?

Флейтист поморщился:

— Несколько грубовато, сир Олфин, ты не находишь?

— Нет, от чего же, по-моему, точно передает существующее положение вещей. И, кстати, что же все таки означает этот мой титул? Лидинг ничего мне об этом не рассказал, хотя под таким именем и представил меня на Коре. И, если совсем уже быть честным, то я бы предпочел, чтобы ты меня так не называл. Звучит это словечко довольно странно и тяжеловесно, и я еще не выяснил, что же за ним скрывается. Может быть, ты в этом мне поможешь?

— Хорошо, Крис, слушай. Раз уж мы перешли к легендам, то у вас, на Земле, тоже есть упоминание этого имени. Олфин — это человек или, если хочешь, воин, который идет до самого конца.

— До самого конца чего?

— До Судного дня.

— Ого, но какое отношение к этому имею я?

— Не спеши. — Неожиданно лицо моего собеседника на долю секунды неуловимо изменилось, как бы слегка расплылось и снова стало четким, словно кто-то на мгновенье отвлек, позвал его и этим прервал наш контакт. — У меня мало времени, меня вызывают, но есть еще пару минут и мы их используем с толком. Если я тебе сейчас все расскажу, то ты многого не поймешь. Это не последняя наша встреча. Единственное, что ты сейчас от меня должен узнать, так это то, что мы все очень нуждаемся в твоей помощи, просто отчаянно. Время жизни Хранителя или, как его называют еще, Того Кто Принимает Решения в этой Вселенной подходит к концу и ему просто необходимо оставить здесь вместо себя замену, иначе все просто обернется непоправимой катастрофой.

— А нельзя ли поподробнее?

— К сожалению, у меня мало времени.

— Но что такое удивительное хранит этот Хранитель, хоть пару слов?

— Он хранит тебя, меня, всех, он хранит этот мир, эту Вселенную, и, если быть совсем точным, он сохраняет в равновесии самые совершенные, самые чуткие весы Вселенной, на которых все время соизмеряется добро и зло. Стоит хотя бы на некоторое более-менее продолжительное время поколебать в одну сторону это равновесие, и последствия будут безумны, страшно себе представить, что тогда может произойти с этим миром. Тяжела его ноша, страшная тяжесть лежит на его плечах, но нет более почетного слова в этом мире, чем Хранитель. Его слово — Закон для всех, причем закон абсолютный, это высшая инстанция для всех и всего.

— Странно все это, но что плохого будет в том, если весы наклонятся в одну сторону и везде будет царить добро? Я за это двумя руками.

Флейтист, как мне показалось, немного с сожаленьем посмотрел на меня, покачал головой и потом сказал: