Через бури

— Не все дворяне были богаты. Студенты перебивались уроками. Ты думаешь, что это купеческая кровь помогает тебе, «пролетарскому вольнослушателю», не отстать от нас, настоящих студентов? Благодари своего дедушку, гусарского полковника, каким мог быть только потомственный дворянин, шляхтич древнего рода.

— Ты думаешь, мои русские купеческие деды глупее польских шляхтичей? Посмотри, как Чехов в «Вишневом саде» показал беспомощную тупость изживших себя дворян по сравнению с дерзкой сметливостью купца, завладевшего вишневым садом.

— Чехов, Чехонте! И Островский! Кто лучше него показал безнравственные пружины купеческого обогащения? Никакого благородства, понятия о чести, долге!

— А купеческое слово? Они сотни тысяч друг другу давали без векселей и расписок.

— Ну, голубки мои, намурлыкались на морозе? — послышался голос проводницы — Станция сейчас. Мне пассажиров встречать. Марш в вагон, отогреваться. А я вам, как тронемся, чайку принесу. Со студентов денег не беру. Поди, не разбойники с большой дороги.

— Вот тебе не купчиха и не дворянка, — сказал Тане Шурик, уходя из тамбура.

Таня сошла в Новосибирске, бодро зашагав по перрону. Ее солдатская шинель привлекала внимание толпящихся на вокзале людей.

И надо же было случиться такому совпадению! С каникул Шурик ехал в том же вагоне «Омск — Томск» с той же проводницей.

Он стоял с ней рядом в тамбуре, когда замелькали люди на перроне «Томск — I».

— Глянь-ка, паря! Должно быть, дело-то у вас всерьез закручивается. Вон она, голубка твоя, в шинелишке солдатской. Встречает тебя. Должно, невтерпеж.

Званцев ахнул от изумления. Таня! Да не одна, а вместе с Катей.

Он соскочил с подножки на ходу и оказался прямо перед девушками.

— А я гостинцы вам привез, — смущенно сказал он вместо приветствия. — Мешок пельменей. Сам делал. У меня мама по хозяйству совсем ничего, а у папы пальцев нет. Ребята помогали.

— В пути, где держал? — хозяйственно спросила Катя.

— В тамбуре.

— Боюсь, придется тебе смерзшийся конгломерат топором разрубать.

— Может быть, все-таки поздороваемся, — тихо сказала Таня.

— Ах, да! Здравствуй, Таня! Здравствуй, Катя! Как быстро каникулы пролетели, не правда ли? А вы почему здесь? Что-нибудь случилось?

— Случилось… — разом ответили обе.

Званцев не на шутку забеспокоился:

— С Ниной или Юрочкой?

— С ними все в порядке, — заверила Таня. — Они уже приехали. Побывали в институте и ждут у нас.

— Ничего не понимаю. Кого ждут?

— Тебя. Вот мы и решили тебя встретить и к себе при вести.

— У Феофании Дмитриевны тиф, или дом сгорел?

— Нет. Студенты возвращаются, и она уже сварила тебе суп. Поджаренным луком заправила, как ты любишь.

— «Все хорошо, прекрасная маркиза, — пропел Званцев, — за исключеньем пус-тя-ка».

— Все будет хорошо… — заверила Таня.

Они шли очень быстрым шагом с вокзала к Черепичной улице. Обе девушки были прекрасными спортсменками, и на летней спартакиаде в Новосибирске везде были первыми: Таня в прыжках в высоту, Катя — в длину, Таня — в метании диска, Катя — в толкании ядра. А в соревновании по ходьбе сестры так оторвались от своих соперниц, что, не желая обогнать друг друга, пришли к финишу обнявшись, завоевав по золотой медали.

Шурик привык обгонять любого, кто шел впереди. Но с мешком пельменей за плечами нелегко было ему поспеть за такими спортсменками.

— Так, значит у Феофании, у Юрочки с Ниной все в порядке, Значит, дело во мне. У прекрасной маркизы кобыла околела. А у меня? Выходит, снова тачка.

— Какая тачка? — удивилась Таня.

— Это когда себя побеждаешь.

— Ты не один.

— Кобылы у меня нет. Выходит с вольнослушанием трудности. В лаборатории не будут пускать?

— Допустим.

— Тепло, тепло. Близко, — вспомнила Катя детскую игру в жмурки.

Словом, к концу пути, подходя к дому номер двадцать пять по Черепичной улице, Званцев ухе вычислил ждущие его неприятности и оценил участие друзей, старавшихся смягчить ждущий его удар.

В кабинете ректора собрались приглашенные профессора, комсомольские секретари факультетов из числа студентов, руководители партийной и комсомольской организаций института. Не всем хватило места за столом для заседаний. Студенты, предоставив его преподавателям, сами выстроились вдоль стены.

— Уважаемые коллеги, — начал ректор, — нам предстоит нелегкая задача — выполнить распоряжение Народного комиссариата просвещения, ликвидирующего во всех вузах институт вольнослушателей. Предложено перевести в студенты наиболее способных, остальных отчислить для прохождения службы в Красной Армии и работы в промышленности. Перед профессорами и преподавателями списки вольнослушателей. Мы ждем их суждений и примем персональные решения.

Первым вскочил, даже не попросив слова, секретарь и гроза механического факультета студент Бурмакин:

— Я считаю, что мы не можем следовать указаниям Наркомпроса об успевающих вольнослушателях, поскольку они экзаменов и зачетов не сдавали. Единственно, чем мы должны руководствоваться, это классовым подходом. Рабочим и крестьянам откроем двери, а интеллигентиков — в шею.