Черепаший вальс

Следователи из опергруппы думали, по-видимому, что преступник живет в их доме. «Кольцо сжимается вокруг всех вас, — скривился инспектор Гарибальди. — Почему вы не подали заявление в полицию после того, как на вас напали в ноябре? Вы щадили преступника? Вы его знаете?» — «Нет, нет, — бормотала Жозефина каждый раз, когда он спрашивал об этом. Видимо, у них такой метод, по сто раз задавать один вопрос. — Я не хотела беспокоить мою дочь, Зоэ. Ее отец умер, его съел крокодил, я решила, что ей ни к чему новые переживания…» Он смотрел на нее, с сомнением покачивая головой. «Вам втыкают в сердце нож, а ваша первая мысль — не волновать дочь?» — «Ну конечно…» — «А-а… это называется мазохизм, и никак иначе! И как вам удалось избежать нескольких ударов, направленных в сердце?» Жозефина недоуменно посмотрела на него. Она ведь уже ответила на этот вопрос! «Благодаря посылке, отправленной друзьями моего мужа, в которой была кроссовка». Инспектор натянуто рассмеялся. «Кроссовка… вот как. Оригинально! Надо всегда брать с собой кроссовку, если выходишь вечером на улицу!» И он снова спрашивал про поездку в Англию. «И как нарочно, вы были в Лондоне, когда была убита капитан Галуа… Это чтобы состряпать алиби?» — «Я ездила к своему английскому издателю. У меня есть доказательства…» — «Вы не могли не знать, что она вас недолюбливала». — «Я заметила». — «У нее была назначена встреча с вами на следующий день после того, как…» — «Я не знала об этом». — «Она оставила записку, кстати… Не хотите взглянуть?»

Он протянул ей белый листок, где капитан написала большими буквами, черным фломастером: «Разобраться с РВ. Разобраться с РВ. Разобраться с РВ». «РВ — очевидно, рабочая встреча. Встреча с вами. Она, должно быть, собиралась задать вам еще вопросы в ходе этой встречи. У вас что, были разногласия?» — «Нет. Меня удивляла ее враждебность. Я думала, может, ей мое лицо не нравится». — «Ха! — засмеялся он. — Это, по-вашему, причина для подозрений? Надо подыскать другую отговорку. Или найти очень хорошего адвоката. Положение у вас не ахти…» Она расплакалась: «Ну что еще вам надо? Говорю же, я тут ни при чем!» — «Это все, мадам, так говорят! Самые закоренелые преступники все всегда отрицают и клянутся головой матери, что ничего не сделали…» Он постучал по столу, имитируя соло на барабанах. В эту минуту открылась дверь, и он прервал свое импровизированное выступление: пришел коллега с новыми сведениями. «Представляешь, у нас новый свидетель. То что надо! Это подруга той официантки. Она на три месяца ездила в Мексику и только что узнала про смерть подружки. Пойдем, ты нужен». — «Ладно, — заключил инспектор, — я ухожу, и вы можете идти, но в вашем деле не все гладко. На вашем месте я бы подумал!»

Выходя из кабинета инспектора, она всегда встречала соседей. Они ждали, сидя на деревянных скамейках в коридоре с облупившимися стенами, и даже не решались разговаривать. Все заранее считали себя виноватыми. Мсье и мадам Мерсон кипели от гнева, Пинарелли-сын тихо улыбался, словно знал какой-то исключительный секрет, а здесь сидел просто для виду, Лефлок-Пиньель с Ван ден Броком чувствовали себя уязвленными до глубины души.

— Ничего не поделаешь! Если мы откажемся сюда ходить, они притащатся к нам домой или запрут нас здесь, — возмущалась мадам Ван ден Брок, бешено вращая глазами.

— Нет, нет, — урезонивал ее муж. — Конечно же, это невыносимо, но мы должны подчиниться протоколу. Нервничать бесполезно, наоборот, надо противопоставить им ледяное спокойствие.

Мадам Лефлок-Пиньель получила медицинскую справку и могла не присутствовать на допросах.

А почему они считают, что убийца — кто-то из нас? — спросила себя Жозефина. Потому, что дядя Бассоньерихи со своим компроматом разжигал вражду и семейство мстило за то, что их подвинули в глубь двора? У мадемуазель де Бассоньер были досье на всех. Не только на обитателей корпуса «А»! И то, что я знаю троих из четырех жертв, еще не делает из меня сообщницу! А официантку я в глаза не видела! Все их умозаключения гроша ломаного не стоят. Это капитан Галуа их настроила против меня. Я ей чем-то не понравилась в первую нашу встречу. Я так действую на некоторых людей: они считают меня какой-то бесхарактерной, вялой кулёмой или даже полной дурой. Или ей моя книга не понравилась? Может, она хотела быть писательницей, а ей три рукописи завернули. И она говорила себе: почему она, почему не я? «Разобраться с РВ, разобраться с РВ». Это даже неграмотно как-то. Разбираются с делами или людьми, а не со встречами.

Она встала, пошла за словарем. Нашла нужную букву, прочитала, пробормотала: ну что, я права, разбираться: «выяснить подробнее, прояснить для себя». Встречу назначают, предлагают, подготавливают, организуют, откладывают — а не разбираются с ней. И потом, это не встреча, а допрос. Тоже разница. А обычно капитан Галуа не делала речевых ошибок, меня это тогда поразило. Немногие люди говорят совершенно правильно.