Черепаший вальс

Она заметила вдалеке Эрве Лефлок-Пиньеля и мсье Ван ден Брока, гулявших вокруг озера. Значит, они дружат. Вместе гуляют по воскресеньям. Оставляют детей и женщин дома и беседуют, как мужчина с мужчиной. Антуан никогда и ни с кем не говорил «как мужчина с мужчиной». У него не было друзей. Он был одиночкой. Интересно, о чем они говорят? У обоих на плечи наброшены красные свитера. Как будто два брата, которых одевала одна мать. Они озабоченно мотали головами и явно о чем-то спорили. Биржа? Вклады? Антуан никогда не умел играть на бирже. Всякий раз, как он пытался вложиться в акции, казалось бы, самые доходные и надежные, акции сдувались. Он употреблял именно этот термин. Он вложил все свои сбережения в Евротуннель, и тот, естественно, сдулся! А теперь он ворует у нее баллы с карточки «Интермарше»! Бедный Тонио! Бедный, бедный Тонио! Нищий бродяга, живет в метро среди целлофановых мешков и прячет в них краденые продукты. Когда-нибудь он вернется и позвонит в мою дверь. Попросит, чтобы ему был готов и стол, и дом… и я приму его. Она вполне спокойно относилась к этой перспективе. Привыкла к мысли, что он может вернуться. Больше не боялась его призрака. Ей уже почти не терпелось, чтобы он вернулся. Развеял наконец все сомнения. Ничего нет хуже неопределенности.

А существует ли на самом деле пресловутая Дотти Дулиттл или Ирис выдумала ее, чтобы оправдать их с Филиппом развод? Кто знает. Ирис может наговорить невесть что! Легко ли признать, что муж ушел по твоей вине? Это ужасно. Проще сказать, что он ушел к другой. Надо мне повидаться с ним. Не нужно ни о чем спрашивать, я просто сяду напротив и посмотрю ему в глаза.

Поехать в Лондон…

Мой английский издатель просил о встрече. Можно использовать этот предлог. Хорошая мысль. Когда она бегает или гуляет, ей всегда приходят в голову хорошие мысли. Она взглянула на часы и решила вернуться.

Ифигения как раз выносила мусор после праздника, и Жозефина предложила помочь.

— Надо просто оставить мешки у дверей помойки, — сказала Ифигения.

— Как хотите… Дю Геклен, ко мне! Ко мне сейчас же!

Пес стрелой вылетел во двор.

— Боже сохрани, еще пописает во дворе и кто-нибудь его увидит! Придется срочно сдавать его в приют для бродячих собак! — хмыкнула Жозефина.

Он буквально влип носом в дверь и яростно что-то вынюхивал на помойке.

— Что это с ним? — удивилась Жозефина.

Он царапал дверь лапой и толкал мордой — пытался открыть.

— Хочет нам помочь, — предположила Ифигения.

— Странно… Словно след учуял. Вы прячете там наркотики, Ифигения?

— А вы не смейтесь, мадам Кортес, мой бывший вполне на это способен! Его однажды задержали за торговлю наркотиками.

Жозефина взяла мешок, полный картонных тарелок и пластиковых стаканчиков, и понесла к помойке. Ифигения волокла по земле два огромных мешка.

— А на стекло и бумагу я все завтра рассортирую, мадам Кортес.

Они открыли дверь в помещение помойки, и Дю Геклен влетел внутрь — нос в землю, когти скребут по бетону. Воздух был настолько спертым и зловонным, что перехватывало дыхание. Жозефина почувствовала, как к горлу подкатила тошнота: воняло чем-то омерзительным, вроде тухлого мяса.

— Что он тут ищет? — спросила она, зажимая нос. — Ох, какая вонь! Я готова согласиться с Бассоньерихой…

Она поднесла руку ко рту: ее едва не стошнило.

— Дю Геклен, — пробормотала она, борясь с отвращением.

— Небось учуял тухлую сосиску!

Запах сгущался, настырно лез в ноздри. Дю Геклен отыскал у стены свернутый обрывок ковра и пытался подтянуть его к двери. Он вцепился в него зубами и тащил, упираясь задними лапами.

— Он хочет нам что-то показать, — заметила Ифигения.

— Меня сейчас вырвет…

— Да, да, смотрите, вон там…

Они подошли, отбросили три мешка с мусором, взглянули на пол — и увидели нечто ужасное: из грязного ковра торчала бледная женская рука.

— Ифииигеееееения! — взвизгнула Жозефина.

— Мадам Кортес… Не двигайтесь! Вдруг это привидение?!

— Да нет же, Ифигения! Это… труп!

Обе, оцепенев, уставились на руку, которая, казалось, звала на помощь.

— Надо звонить в полицию! Стойте здесь, я побегу к себе…

— Нет! — стуча зубами, вскрикнула Жозефина. — Я с вами…

Дю Геклен все тянул ковер, пуская слюни и пену, и наконец оттуда показалось мраморное, серовато-бледное лицо, закрытое слипшимися, почти склеенными волосами.

— Бассоньериха! — воскликнула Ифигения. Жозефина оперлась на стену, чтобы не упасть. — Ее…

Они в ужасе переглянулись, не в силах сдвинуться с места, словно смерть скомандовала им: стоять!

— Убили? — еле выговорила Жозефина.

— Похоже на то…

Они так и стояли, не сводя глаз с искаженного страшной гримасой лица трупа. Ифигения опомнилась первой и снова трубно фыркнула.

— А вид все такой же злющий… Видать, ангелами недовольна.