Черепахи – и нет им конца

На сжимающейся спирали есть столько разных мест, но мы оказались именно здесь, на четвертом этаже больницы города Кармел, штат Индиана.

Дейзи уехала, а мама осталась и теперь лежала в кресле рядом с моей койкой, лицом ко мне.

Она спала, слегка приоткрыв рот, закрыв потемневшие веки, и микробы из ее легких плыли по моей щеке. Перекатиться на другой бок я не могла, потому что даже с лекарством было ужасно больно, а когда поворачивала голову, мамино дыхание начинало сдувать волосинки мне на лицо, так что приходилось терпеть.

Она шевельнулась, открыла глаза.

– Все в порядке?

– Да.

– Больно? – Я кивнула. – Знаешь, был такой поэт, Секу Сандиата. И он написал однажды, что самая главная часть тела – не сердце, не легкие и не мозг. Самая большая и важная часть – та, которая болит.

Мама сжала мое запястье и снова уснула.

Мне вкололи морфин или что-то подобное, но даже с ним уснуть я не могла. В соседних палатах попискивали датчики, вокруг было не так уж и темно. Ко мне постоянно подходили добрые незнакомцы, брали кровь и проверяли давление, но самое главное, что я сознавала – клостридии проникают в меня, летают в воздухе. Я стала читать в телефоне истории пациентов, которые ложились в больницу, чтобы им сделали операцию на желчном пузыре или удалили камни из почек, а потом погибали.

Дело в том, что клостридии находятся в каждом из нас. Они есть у всех, они рыщут внутри и могут выйти из-под контроля. Тогда они размножаются и начинают пожирать твои органы. Иногда такое случается. А иногда в тебя попадает чужая клостридия, которая немножко отличается от твоих, она смешивается с ними и – бах!

Меня трясло, мозг бешено перебирал варианты, как со всем этим справиться. Датчик капельницы пищал. Я не помнила даже, когда последний раз меняла пластырь. Клостридии были внутри и вокруг. Они месяцами живут вне тела, ожидая нового хозяина. Все крупные животные мира – люди, коровы, пингвины, акулы – вместе весят примерно миллиард тонн. Совокупный вес всех бактерий Земли – четыреста миллиардов тонн. Их несметное множество.

В голове почему-то заиграла песенка «Все думаю о тебе». И чем больше я думала про нее, тем более странной она казалась. Будто бы хор – все думаю, думаю, думаю о тебе – почему-то считает, что это мило и романтично, если ты не можешь переключиться с мыслей о человеке на что-то другое. Но ведь нет никакой романтики, если парень думает о тебе так, как ты думаешь о клостридиях. Думаешь и думаешь. Стараешься найти, за что ухватиться в бушующем океане мыслей. Спираль на картине. Дейзи тебя ненавидит, и она права. Язык Дэвиса, весь в микробах, касается твоей шеи. Теплое дыхание мамы. Больничная рубашка липнет к потной спине. А где-то внутри, в глубине, какое-то из моих «Я» кричит: Выпустите! Выпустите меня отсюда! Пожалуйста, я сделаю что угодно! Но мысли продолжают кружиться, спираль сжимается, рот бегуна, тупость Айалы, Аза и Холмси и все мои непримиримые «Я», моя погруженность в себя, грязь в кишках, подумай о чем-то, кроме себя самой, ты, мерзкая эгоистка.

Я вытащила телефон и написала Дейзи: Прости, что я была такой ужасной подругой. Никак не перестану об этом думать.

Она ответила сразу же: Все нормально. Как ты?

Я: Мне не все равно, как ты живешь, и я очень жалею, что не показывала это тебе.

Дейзи: Холмси, успокойся, все в порядке, это я жалею, что мы поссорились, мы помиримся, и все будет хорошо.

Я: Просто мне правда очень жаль. Мысли путаются.

Дейзи: Хватит извиняться. Ты там под кайфом от обезболивающих?