Через секунду он добавил: Какая разница между тем, кто ты такой, и тем, что ты имеешь? Возможно, ее не существует.
Сейчас мне уже все равно, почему я кому-то нравлюсь. Мне просто чертовски одиноко. Я знаю, что это сопли. Но так и есть.
Лежу в песчаной «ловушке» на поле для гольфа и смотрю в небо. День вышел дерьмовый. Извини за сообщения.
Я залезла под одеяло и написала: Привет!
Он: Говорил тебе, что не умею вести светские беседы. Правильно. Вот так и надо начинать разговор. Привет.
Я: Ты – не твои деньги.
Он: Тогда что я? Что такое человек?
Я: Определить, что такое «Я», – сложнее всего на свете.
Он: А если ты – это что-то, чем ты не можешь не быть?
Я: Возможно. Какое сегодня небо?
Он: Прекрасное. Огромное. Потрясающее.
Я: Мне нравится на улице ночью. Тогда появляется такое странное чувство, будто я тоскую по дому, но не по своему, а по какому-то еще. Но чувство хорошее.
Он: Я сейчас им переполнен. А ты на улице?
Я: В кровати.
Он: Тут плохо смотреть на небо из-за светового загрязнения, но я вижу все восемь звезд Большой Медведицы, даже Алькор.
Я: А почему день дерьмовый?
Я смотрела на многоточие и ждала. Дэвис отвечал долго, и я представляла, как он печатает и стирает текст.
Он: Похоже, я совсем один.
Я: А как же Ноа?
Он: Ноа тоже один. Вот что хуже всего. Я не знаю, как с ним говорить. Как утешить. Он бросил учиться. Я даже не могу заставить его мыться каждый день. Он ведь уже не ребенок. Насильно с ним ничего не СДЕЛАЕШЬ.
Я: А если бы я кое-что рассказала… о твоем отце? Тебе стало бы от этого лучше или хуже?
Он очень долго печатал и наконец ответил: Намного хуже.
Я: Почему?
Он: Есть две причины. Лучше, если отца посадят, когда Ноа будет восемнадцать или шестнадцать, или хотя бы четырнадцать, но не когда ему тринадцать лет. Также если отца поймают, потому что он пытался с нами связаться, – еще ничего. Но если его все-таки поймают, хотя он с нами НЕ связался, это станет для Ноа настоящим ударом. Он еще верит, что папа нас любит и все такое.
На секунду – но лишь на секунду – я засомневалась: а не помог ли он отцу сбежать? Однако я не могла представить Дэвиса сообщником.
Я: Мне очень жаль. Не буду ничего говорить. Не волнуйся.
Он: Сегодня день рождения мамы. Ноа почти не помнит ее. Для него все совсем по-другому.
Я: Мне очень жаль.
Он: Когда потерял кого-то, начинаешь понимать, что в конце концов потеряешь всех.
Я: Да. И как только понял, уже никогда не забудешь этого.
Он: Облака находят. Надо спать. Спокойной ночи.
Я: Спокойной ночи.
Я положила телефон на столик и закуталась получше, думая об огромном небе и тяжести одеяла на мне, о Пикете-старшем и моем папе. Дэвис был прав: в конце концов уходят все.
Глава 8
На следующее утро, когда мы с Гарольдом приехали в школу, рядом с моим парковочным местом стояла Дейзи. В Индианаполисе лето не задерживается, и хотя сентябрь еще не кончился, моя подруга уже была одета не по погоде – в рубашку с коротким рукавом и юбку.