Череп со стрелой (СИ)

Вскоре они оказались там, где забор выходил на ручей и овраг. Опасения Кузепыча не подтвер­дились: забор стоял. Упала лишь одна из секций Сашка видел ее торчащее из земли основание. Еще издали в проломе ограды Сашка заметил тень, вот только не знал, человек ли это или, может, что—то другое. Держа ладонь на рукояти шнеппера, Сашка осторожно приблизился. С другой стороны ограды кто—то стоял, скрестив на груди руки, и, не пересту­пая той черты, которая могла стоить ему жизни, за­глядывал внутрь.

Эй! — окликнул Сашка, готовый нырять в снег и стрелять.

Человек не отозвался, но махнул ему рукой. Видя, что в его руке нет оружия, Сашка осторожно приблизился и узнал Гамова. За спиной у него висел тяжелый арбалет, но зачехленный. Едва ли им можно было быстро воспользоваться. Сашке Гамов кивнул, но довольно небрежно, даже не поздоро­вался. Рядом с Гамовым стояла невысокая девушка в коротком, как у аэродромных механиков, полу­шубке и жаловалась, что она хочет рисовать, но у нее мерзнут пальцы.

Когда Сашка подошел, девушка обернулась и из­дала короткое удивленное восклицание. Он узнал ее, это была Фиа.

— О, привет! Как здорово, что ты жива! — радост­но воскликнул Сашка.

— Вы знакомы? — ревниво удивился Гамов.

Сашка заверил его, что знакомы, и в свою оче­редь поинтересовался, что Гамов делает у забора. Гамов успокоил его, что ничего не делает. Просто торчит. Выгнали его на работу, он и ждет, либо по­ка оцепление снимут, либо пока начальство пере­дохнет.

— Не слишком ты любишь свое начальство! — сказал Сашка.

— Поторчи тут вместо меня и люби!

От любви к начальству Гамова Сашка воздержался.

— Ты же был в бегах?

— Отбегался. Амнистия вышла, — кисло ответил Гамов.

Голос у него был простуженный. Еще недавно он уютно грипповал, валялся на диванчике и, смотря по телевизору автогонки, закусывал антибиотики консервированными помидорами. А потом в дверь

постучали и трое до зубов вооруженных берсерков призвали Гамова на антишныровский фронт.

— А отказаться было нельзя?

Гамов усмехнулся:

— Они знали, кого посылать.

Сашка оглянулся и обнаружил, что Горшеня исчез. Или, возможно, слился с деревьями. В любом случае Сашку больше устраивала мысль, что Горшеня за ним больше не следит. Шагом в противо­положную сторону он вышел за ограду и насторо­женно огляделся. Кроме Гамова и Фиа, он никого не увидел. Горящая бочка на холме отсюда была еле заметна. Огонь двоился в наполненном водой овраге, и непонятно было, где он настоящий, а где отражение.

— Вы без берсерков?

— Увы. В полном одиночестве, — подтвердил Гамов. — Берсерки испугались рыбки.

— Какой рыбки?

— Здесь было так холодно прошлой ночью. Берсерк еще курящий попался — совсем нас задымил. Стоишь мерзнешь, слушаешь, как он тебя достает, да еще и курево нюхаешь. Я попросил Фиа вообра­зить рыбку. Просто как лекарство от тоски.

— Это была маленькая печальная рыбка, светя­щаяся в темноте. Мы смотрели на нее, и нам стано­вилось веселее, — сказала Фиа.

Но у рыбки оказался маленький недоста­ток» — уточнил Пимов. — Обнаружилось, что она пожирает стокилограммового берсерка за полторы минуты. А ее чешую не взять даже разрывным наконечником. Вы не слышали криков?

Криков Сашка не слышал. Его больше интересовало, как берсерк очутился в воде.

— Да уж не купаться пошел. Рыба, оказывается еще и ядом плюется. Поднимается к поверхности и брызгает в глаза отравленной струйкой.

Сашка с тревогой оглянулся на овраг.

— Не волнуйся! — успокоил его Гамов. — Рыбки больше нет. Фиа вообразила небольшую ящерицу, которая сожрала ту рыбку.

Сашка представил себе небольшую ящерицу, ко­торая способна одолеть светящуюся рыбку, которая питается стокилограммовыми берсерками.

— И где ящерица?

Гамов грустно поведал, что и с ящерицей воз­никли сложности. Она где—то тут плавает, и поэто­му берсерки сюда не приходят. Сашка задрал голо­ву. В залитых луной тучах мелькала боевая двойка ведьмарей. Крайняя гиела летела у незримой грани­цы ШНыра. Сашка поразился отваге или безумию берсерка: малейшая ошибка — и они с гиелой по­гибнут. Но всадник откидывался в седле, послушная гиела отклоняла полет, и они проходили как по лез­вию бритвы.

— Лучшие у Гая! Меняют их каждые два часа, — сказал Гамов.

— А ты почему без гиелы?

Гамов ответил, что не собирается рисковать Алем. У этих ослов — тут он, наплевав на секрет­ность, ткнул пальцем в лесок между Копытово и бензоколонкой — на двенадцать гиел три кормушки и всего один фургон для обогрева. Клеток нет, ничего нет. Гиелы ярятся, бросаются друг на друга. Одну уже пришлось пристрелить: ей сломали кры­ло. Кости же крыльев у гиел, как у птиц, трубчатые, не срастаются.

Сашка посмотрел вдоль ограды ШНыра, туда, где за лесом лежал поселок А что, если... Другой такой возможности не представится!

— Пропустите меня? Я туда и обратно! — быстро спросил он.

Памов почесал нос указательным пальцем пер­чатки. Перчатка была, конечно, во всех отношениях гамовская. Ею можно было выбить нож и не поре­заться.

—В Копытово, что ли? Вообще—то не положено! Но так и быть, топай, только меня не выдавай, что я тебя пропустил! Но учти: там полно патрулей.