Это было странное место. Три улицы и одни трамвайные пути сходились и отбрасывали два хилых отростка, один из которых шел к метро, а другой вливался в напряженную движением улицу запада Москвы. Чуть в стороне вольготно раскинулся новый дом со стилизованными пушками у входа, из которых летом вился виноград, а весной проступал из-под снега заботливо прикопанный мелкий мусор. С другой стороны две семиэтажки застенчиво прижимались одна к другой ободранными боками. Во дворах желтели башенки спортивного городка, густо усиженного голубями. За птицами гонялся целеустремленный карапуз с лопатой и пытался хоть кого-то огреть. Голуби лениво разлетались.
В одной из семиэтажек расположилась стоматологическая поликлиника. За синеватыми окнами шла напряженная зубодробительная работа. В соседней семиэтажке весь первый этаж был заклеен красными плакатами «СДАЕТСЯ!». Ветер хлопал жестяной рекламой «ПОДАРОК ЖЕНЭ! СКИДКИ 200 ПРОЦЭНТОВ!». Реклама была пристегнута велосипедным замком от честных людей.
Пока случайный прохожий напряженно скрещивал жадность со здравым смыслом и вспоминал, есть ли у него вообще жена, на глаза ему попадалась совсем старая и ободранная вывеска «ПОГРЕБОК». Вывеска эта до того въелась в стену дома, что, кажется, ее и покрасили с ней вместе. Правее вывески в полуподвал уходили ступени. Вот только сегодня спуститься по ним было суждено далеко не каждому.
Рядом стояло несколько дорогих машин, у которых, как овечки, паслись охранники. Чем ближе к ступеням, тем мрачнее были лица телохранителей и тем более странные предметы держали они в руках. Что-то такое зачехленное, довольно громоздкое.
Шедший по улице парень двадцати трех лет, представлявший себя французским принцем на алжирском престоле, поднес руку к шляпе с плюмажем, о которой все почему-то думали, что это облезлая лыжная шапка. Охранники в ответ качнули таинственными чехлами. Миражистов они узнавали сразу и относились к ним терпимо. Чего с них взять, кроме телефона «Нокиа» с треснутым экраном и новых шнурков от старых ботинок?
Миражист оторвал руку от полей шляпы, милостиво улыбнулся и прошествовал дальше. Один из охранников, испытав смутное шевеление души, попытался догнать его и сунуть в карман денег. Миражист вспыхнул, отшвырнул деньги, и рука его метнулась к бедру, где в невидимых ножнах таилась незримая миру шпага. Алжирские принцы французских кровей милостыни не берут!
Смущенный охранник вернулся на свой пост, а наследник пустынь и муж сотен прекрасных бедуинок через слякоть улицы направился в сторону метро «Октябрьское Поле». Он опаздывал на урок по химии, которую преподавал двоечникам.
Ступени, которые сегодня охранялись с такой тщательностью, вели к тяжелой двери с окошком. Дверь открывалась в прокуренный зал, где корню языка сразу становилось горько. Тяжелые бордовые шторы, искусственные цветы, решетчатые полки бара с множеством бутылок. За стойкой стоял сам хозяин — молодой, похожий на суслика мужчина, который, по слухам, уморил своей жадностью эля. Все повара и официанты были отпущены. На кухне колдовали Млада и Влада.
За маленьким столиком сидели Гай и главы всех трех фортов. Гай ничего не ел, а к бокалу даже не притронулся. То, что шнырам удалось использовать прыгун и улизнуть, волновало Гая мало. Новые четверки есть новые четверки, чего от них ждать. Хотя Гай, конечно, не упустил случая кольнуть по этому случаю Белдо и Тилля.
Тилль, сильно растолстевший за зиму, жаловался на одышку. И разумеется, виноваты во всем были шныры и нервная работа, а не непрерывное обжорство. При этом Тилль ухитрялся следить глазами за Младой, которая несла большое блюдо с пловом. Долбушин чертил что-то в блокнотике. Белдо выпил чаю с коньяком, зарумянился и теперь притворялся пьянее, чем он есть. Ушки его багровели, нос был похож на спелую ягоду. Изредка Белдо всхлипывал и говорил:
— Как я сморщен любовью! Как я тесен сам себе!
Но эти теснота и сморщенность не мешали ему булавкой колоть в руку убиравшую со стола Владу, на которую старичок сегодня был за что-то обижен. Влада терпела. Она уже отыгралась, накапав ему в чай вонючей водички из пригоревшей сковородки.
— Дионисий, вы уверены, что это был именно
Белдо перестал морщиться любовью и с готовностью закивал:
— Да, я клянусь! У одного из тех шныров, что сбежали! Я почувствовал это первым, но, чтобы узнать больше, привлек одного из своих ясновидящих. Прекрасный, талантливый сотрудник и замечательный человек!
— Он умер. Вы же говорили, Белдо, что мозг вытек у него из ушей? Или вы принципиально не отзываетесь о мертвых плохо? — напомнил Долбушин.
Дионисий Тигранович в ужасе замахал ручками:
— Ну да! Да! Ну зачем говорить об этом за столом? Влада, помой чашку и принеси мне другой чай! У этого странный привкус! Думаю, Альберт испортил его своим скепсисом! Вода — я всегда это говорил — притягивает негативные эмоции!