Я не удивился, уже зная, в чем, собственно, дело. После того как 31 августа там же, у Финсбери-Серкус, было найдено тело проститутки Мэри Энн Николз, дело неожиданно попало под правительственный контроль. Оказалось, что это преступление уже не первое — менее четырех недель назад, 6 августа, в Ист-Энде уже было обнаружено тело тридцатипятилетней проститутки Марты Тернер, изувеченной подобным же образом. Все указывало на то, что действовал тот же преступник. Поэтому после второго убийства начальник полиции Джеймс Монро объявил о премии в сто фунтов за сведения, которые могли бы способствовать поимке убийцы. Неудивительно, что, узнав о третьем убийстве, кэбмен поспешил донести полиции о подозрительном ночном пассажире.
— Бог мой, инспектор, — проговорил я. — Неужели вы могли подумать, что я замешан в этом ужасном преступлении?
Лестрейд пожал плечами.
— Такова моя работа, — сказал он. — Я обязан проверять все поступившие сообщения. Наоборот, я бы получил взыскание, если бы не зашел к вам.
— Но… послушайте, ведь в сегодняшней газете мистер Монро заявил, что убийца скрывается в Уайтчепеле!
Лестрейд снова пожал плечами и сказал недовольно:
— Наш начальник может заявлять что угодно. А мы бегаем, как легавые собаки.
После его ухода я еще раз, более внимательно, просмотрел вчерашние и сегодняшние газеты. Огромные заголовки, отчеты о всех трех убийствах, сообщения сотрудников Скотланд-Ярда и — много, слишком много — очевидных домыслов журналистов.
Я посвятил газетам в тот день весь досуг, в клуб так и не попал, сразу поехал к моей Мэри и отправился с ней в театр.
Неделю спустя с континента прибыл Холмс, но история с убийствами проституток его не заинтересовала. Свежих следов преступлений уже не было, их давным-давно затоптали полицейские и журналисты, черпать же сведения из газет было бессмысленно — ознакомившись с ними, Холмс с раздражением заявил, что с тем же успехом можно составить себе мнение об этих убийствах, прочитав, скажем, Ветхий Завет.
Потом разговоры о них начали затихать, пока однажды утром, читая газеты, Холмс в раздражении не воскликнул, отбросив «Таймс» в сторону:
— Наша полиция впадает в маразм!
Я поднял газету и посмотрел, что могло вызвать раздражение Холмса. Тот между тем, просматривая «Дейли газет», с отвращением проговорил:
— И здесь то же самое. Положительно, наша полиция представляет собой пример вопиющей некомпетентности!
— О чем вы? — спросил я.
Холмс ткнул в факсимильную копию какого-то письма, опубликованную в «Дейли газет». В «Таймс» было точно такое факсимиле.
«Я, как и прежде, занимаюсь разборкой со шлюхами и не остановлюсь, пока не сяду. Последнее дельце выгорело просто великолепно. Я не дал этой бабе даже пикнуть. Как, интересно, вы сможете меня поймать? Я люблю свою работу и перейду к новым делам. Вы скоро обо мне услышите. Когда пойду на следующее дело, отрежу бабе уши и пришлю в полицию. Мой нож остер. Всего хорошего. Преданный вам Джек Потрошитель».
— Монро надеется, что кто-нибудь опознает почерк! — с сарказмом сказал Холмс. — Да, конечно, если этот самый Джек Потрошитель все время пишет левой рукой.
Я внимательно изучил образец почерка.
— А на мой взгляд, это нацарапал какой-то субъект, едва ли часто упражняющийся в каллиграфии. Вряд ли он долго посещал школу. И этот жаргон…
— Эту записку написал человек, который имеет привычку нанизывать слова в предложения — держу пари, что это профессиональный газетчик. Обратите внимание, что все фразы выстроены в соответствии с определенной логической схемой. И обратите внимание на буквы «эм» и «дабл-ю». Они прямо-таки выдают человека, знакомого со стенографией, даже если он и пишет левой рукой, — сказал Холмс. — Эта записка — подлог самого дурного вкуса, Ватсон. Разве не отвратительно сочинять подобные опусы для того, чтобы разогреть погасший интерес к нераскрытому преступлению?
— Вот вы бы и взялись его раскрыть, — заметил я.
Холмс негодующе фыркнул:
— Я достаточно высоко себя ценю, чтобы тратить время на поиски опьяневшего от крови сутенера.
— Но это же настоящий сумасшедший!
Холмс покачал головой:
— Этот субъект, без сомнения, с патологическими сдвигами в психике, но все же вполне вменяемый. Без сомнения, он знает, чего хочет.