Череп мутанта

Солнце еще не взошло над крышами, и асфальтовые дорожки между зданиями были погружены в тень. Изредка встречались бойцы «Долга», они внимательно оглядывали чужаков, но присутствие Камышова снимало вопрос. У лазарета стояла охрана — два сталкера застыли у входа, старший прохаживался по улице, поглядывая по сторонам.

— Мы к Рожнову, — сказал Камыш. — Это специалисты, капитану в помощь.

— Это Доза-то специалист? — хмыкнул старший охраны. — Да от него ж, как обычно, перегаром разит. Ладно, проходите. Капитан у сына сидит, не шумите.

Сидяший на стуле Рожнов склонился над кроватью мальчика. Коля был бледен, разводы грязи контрастно смотрелись на белой коже. Его не стали тормошить, уложили как был, в грязном комбезе. Веки младшего Рожнова слегка подрагивали — мальчику что-то снилось, но выглядел он расслабленным, не шевелился. Видимо, действовали седативные препараты.

При появлении гостей капитан встрепенулся, поднял голову и потер покрасневшие глаза.

— Как он? — Дроздовцев кивком указал на кровать. — По-прежнему? А ты так и не прилег. Тебе тоже рану надо обработать…

Рожнов широко зевнул.

— У меня не опасно, пули по касательной прошли, даже ребра не задеты. Недавно перевязку сделал… — Он бросил взгляд на часы. — Верней, уже не совсем недавно. Вы чего пришли?

— Это я позвал, — пояснил Камыш. — Может, подскажут чего дельное. Так я по чердакам пройдусь? В смысле, разрешите выполнять?

— Действуй, — кивнул капитан. — Поосторожней там. Смотри, чтоб опять друг по другу огня не открыли. Особенно за новичками приглядывай.

Тут в палату заглянул молодой парень в зеленом халате поверх легкого комбеза:

— Господин капитан, Перченый в сознании.

Рожнов поднялся и пошел к выходу, Доза с Хромым за ним. На пороге капитан обернулся и сказал Хромому:

— Я не забыл насчет архива. Там сейчас разбираются. Все, что по банде Козыря окажется в рабочем состоянии, получишь… если есть что получить. Огонь был сильный.

Перченого разместили в соседней палате. Хромой задержался у порога — там бесформенной грудой был свален тяжелый черный комбез раненого. Хромой нагнулся, осмотрел пулевое отверстие на предплечье левой руки. Кивнул сам себе и подошел к кровати.

Рожнов тем временем придвинул стул и подсел к изголовью.

— Как ты, лейтенант?

— Да ничего, уже лучше… вроде. Рука болит.

— Срок обезболивающего вышел, — пояснил санитар. — Могу вколоть еще. Не требуется? Тогда разрешите идти?

— Посиди с моим парнем, — попросил капитан. — Вспоминай, лейтенант, как вчера вышло.

Санитар ушел, а Перченый завел глаза к потолку, собираясь с мыслями. Это был мужчина немного за сорок, худощавый, но широкий в кости, на щеках морщины, глаза посажены глубоко. Сталкер как сталкер. Волосы необычные — черные, с густой сединой, как перец с солью. Возможно, потому и прозвище такое…

— Ну… — заговорил раненый, — я не знаю, какого черта Рубанов отпер… Помню, постучали, он пошел к двери, спросил…

— Что спросил?

— Точно не помню, ну, в общем, кто, мол, пришел — как-то так спросил. Ему что-то ответили. Голоса я почти не слышал, глухой такой голос, низкий. И Рубанов открыл…

— А дальше?

— Дальше все как в тумане. Пытаюсь вспомнить, но… Выстрел, Рубанов упал. Я за столом сидел, мы по банке энергетика взяли. Ну и трепались о том о сем. Он пошел открывать, и его застрелили. Потом… Понимаешь, капитан, быстро как-то все произошло! Выстрел, Рубанов рухнул, потом он, ну, этот… он в меня выстрелил — а я все еще не сообразил, что происходит… Все в одну секунду. Потом он проплыл мимо меня, а дальше — провал. Пришел я в себя, когда дверь архива вынесло, а этот…

— Погоди, ты сказал «проплыл»?

— Ну да. Он не шагал, а над полом этак вроде катился, что ли. И светился. А еще лампочка погасла! Ну, у нас в комнате лампочка погасла, так что в темноте светился он. Как стеклянный с голубым огнем внутри. На человека похож, с меня вроде ростом или чуть побольше. Но когда двигался, ног не переставлял, так и плыл вертикально — это я точно запомнил.

— Ладно. Что потом?

— В себя прихожу — все в дыму, пламя трещит в архиве. Я схватил огнетушитель — и туда. Сперва и не почувствовал, что рука болит. А сейчас вот ноет, зар-раза.

— Доктор сказал, ничего опасного, пуля навылет прошла. Стреляли из браунинга Рубанова. Вот в чем заковыка! И сам он из собственного ствола застрелен. Ты говоришь, быстро произошло? Как же эта тварь успела ствол у бойца отобрать?

— Ну не знаю я… — Перченый осторожно пожал плечами. — Может, Рубанов, еще когда открывал, сразу ствол вытащил, неладное почуял? А тот отобрал? Я ж не видел, он ко мне спиной стоял. А когда свалился — этот, светящийся, на меня уже браунинг навел, получается. Потому что он сразу стрельнул.

— А где стол стоял? Где ты был, когда Рубанов упал? — спросил Хромой.

Перченый покосился на капитана, тот кивнул — мол ответь.

— В дальнем углу, стол там всегда стоит. Я ж когда свалился, его на себя опрокинул. Вот этот и подумал, наверное, что я готов.

— Ладно, Перченый, отдыхай, приходи в себя. — Рожнов поднялся. — Если что вспомнишь, сразу говори санитару, чтоб меня звали.